Моё собачье дело

— Какого такого хорошего дела? — схватилась мама за голову. — С каких это пор бизнес — это хорошее дело?!

— Ну бизнес бизнесом, а мы все-таки людям помогать будем. Я уже подумал, что с тех, кто ну вообще не может платить, но очень нуждается в канистерапии, я денег брать не буду, зато с других буду брать двойную сумму. Как тебе?

Лицо Никуси озарила блаженно-довольная улыбка. Мама беспомощно покачала головой.

— Что-то мне не по себе, пойду, что ль, прилягу, — проговорила она и пошла, покачиваясь, наверх.

Я послала сеструху вслед, использовать навыки канистерапевта на маме, а сама осталась надзирателем над детьми с ковром — вырви глаз.

Еще до возвращения папы, с которым он каждый раз приносил гнусное настроение для всего дома в подарок, дети успели раздвинуть мебель в гостиной, расстелить ковер и разбросать по нему игрушки и мячики. Никуся сиял. Его бизнес, можно сказать, был начат. С важным видом он сел в папино кресло и стал смотреть оттуда на входную дверь, как будто ожидая, что с минуты на минуту в нее будут ломиться желающие пройти терапию канисами. Вместо этого зашел папа. Никуся вздрогнул и вскочил с кресла.

— Ну привет-привет! — неожиданно весело сказал папа и засвистел какую-то мелодию.

Сашка бросилась ему в объятья, а Никуся затоптался в дверном проеме между гостиной и коридором.

— Как прошло собеседование? — робко поинтересовался он.

Это слово я до сих пор слышала только в разъяренных перешептываниях между папой и мамой и думала, что это нечто, о чем детям знать не полагается. Но папа совсем не удивился, услышав его из уст сына. Видимо, об этом иногда говорить было можно, а иногда нет.

— Ну как сказать? Мне-то себя самого, конечно, трудно судить, — самодовольно заулыбался папа. — Но кажется, что в этот раз все было очень даже неплохо.

Никуся кинулся к нему на шею.

— А я купил ковер для канистерапии, так что совсем скоро у нас уже начнется бизнес! — выпалил он и посмотрел на папу виноватым взглядом.

— Да? — Папа заглянул в гостиную и поморгал. — Ага… Ну да, я, кстати, видел парочку твоих плакатов.

— Да ты что? — всплеснул Никуся руками и чуть не прослезился.

— Да. Только ты забыл написать, что проводить это будут ребенок и неквалифицированные собаки.

— А кто тебе сказал, что Сашка будет… — изумленно начал Никуся, но папа сухо перебил его.

— Ты, Никуся. Ребенок — это ты. И можешь даже не начинать обижаться.

— Лебенок, лебенок! — задразнила Сашка и высунула язык.

Никуся все же предпочел немного обидеться.

— Собак я, кстати, тренировал, если что, — выпятил он нижнюю губу и нахмурился.

— Да-да, — покачал головой папа. — Только ты хотя бы деньги не бери, а то на нас еще в суд подадут. Что деньги содрали, а толку никакого.

— А зачем я это делаю-то? — спросил Никуся дрожащим голосом, предвещающим горькие слезы. — Я это делаю ради того, чтобы те самые деньги заработать, чтобы нам не пришлось отсюда уезжать.

И он таки заплакал, облокотившись о стенку и случайно содрав оттуда одну фотографию.

— Ну ладно, не плачь, — раскаялся папа и потрепал сына за плечи. — Давай посмотрим, объявится ли вообще кто-нибудь, а потом уже будем смотреть дальше. Ковер пока можешь оставить.

Последняя фраза несколько успокоила Никусю, но мне все еще было как-то не по себе. Сдавалось мне, что на наши с сеструхой хрупкие плечи ложилась какая-то очень большая ответственность. Если от нашей работы зависело, будут у нашей семьи крупные неприятности или нет, то никакой работы я не хотела. Увольте! Но мы, как и все животные, живущие с людьми, не принадлежим самим себе и не имеем ни возможности, ни права выразить свое мнение.

«Может, еще действительно никто не придет», — успокаивала я себя и сеструху как могла. Но зря. Кто-то пришел уже на следующий день.

Промозглый позднеосенний ветер подхватил остатки сухих листьев с крыльца и взмыл их к серому небу. Колокол уныло отбил четыре раза и снова облегченно застыл. И вдруг я поняла, что кто-то стоит перед самой дверью. Меня так ошарашило то, что я заранее не услышала и не почувствовала вражеское приближение, что подавилась своим собственным вырвавшимся лаем. Сеструха поджала уши и слабонервно затявкала, но примчавшийся из гостиной Никуся так злостно показал ей кулак, что и она притихла.

По нашим лапам потянул ледяной воздух с дождевыми брызгами, и я увидела на пороге две фигуры. Одну большую, другую маленькую. Не такую маленькую, как Сашка, но более маленькую, чем Никуся. Я сразу поняла, что это мама с сыном. Человеческие родственники (впрочем, как и звериные) похоже пахнут, для вашего сведения.

— Здравствуйте! — вычурно провозгласил Никуся и поклонился, чем явно озадачил несчастную женщину на пороге. — Вы, верно, записывались на сеанс канистерапии. Пожалуйста, проходите, терапевты уже готовы!

— З-здравствуй, мальчик, — не спешила проходить женщина, в то время как ее сын вообще не смотрел на Никусю. — А с кем же я переписывалась?

— Заходите скорее, а то сейчас весь коридор зальет! — продолжал бодриться Никуся, игнорируя вопрос.