Моё собачье дело

Тёма что-то тихо промычал, перевел взгляд на пестрый ковер и быстро опустился на него к мячикам и машинкам. Никуся деловито помахал маме в сторону дивана.

— Вы посидите, а мы разберемся, — прошептал он и важно кивнул.

Женщина немного помедлила, но потом вздохнула и присела рядом с сеструхой. Та сразу завалилась на спину и подставила свое брюхо, что меня, откровенно говоря, удивило, так как обычно она предпочитала держаться подальше (как минимум на расстоянии одного лестничного пролета) от чужих людей. Женщина улыбнулась и стала ее заглаживать вдоль и поперек.

— Ну ты прямо норка, — посмеялась женщина, но желания пустить сеструхенцию на шапку не выразила.

Вдруг я четко почувствовала, что оказалась в фокусе пронзительного взгляда. Тёма заметил мое невзрачное присутствие. Я медленно повернула голову и встретилась с двумя по-неземному светлыми глазами. Губы его еле заметно шевелились, отсчитывая бесконечные комбинации, но он смотрел не сквозь меня. Никуся начал лепетать что-то на заднем плане.

— …Хочешь дать ей мячик?…Знает команду «дай лапку», давай мы у нее…

Но Тёма его не слушал. Одним угловатым движением он подвинулся ко мне и поднял свои руки, так что его белые, изрисованные фломастерами ладони оказались прямо перед моей мордой. И тут я с удивлением поняла, что во мне отсутствует какая-либо паника. Мне не хотелось поджать хвост и унести лапы куда подальше. В чулан, например. Тёма сильно отличался от других детей. Не то что я считала, что он не может ни с того ни с сего отвесить мне тяжелым деревянным предметом по башке или впиться мне в уши или хвост. Я чувствовала, что очень даже может, но что-то… Что-то подсказывало мне, что ему от меня нужно больше, чем короткая, но безбашенная игра в догонялки-потрепашки. Я вильнула хвостом, и он медленно опустил ладони на мои глаза, потом так же медленно переставил их на уши, потом на брыльки. Где-то глубоко внутри он был напряжен и запуган. Его пальцы не могли расслабиться. На заднем фоне Никуся все непрерывно бодро вещал, предлагая то Тёме, то мне игрушки и мячики. Тёма только коротко посматривал на них и снова переводил взгляд на меня.

— Она может лапку давать! — уже несколько отчаянно заметил Никуся и подставил мне свою руку. — Дай лапку!

Я дала ему лапку, хотя у него даже не было вкусняшек в кармане, так как не хотела расстраивать его еще больше.

— Видишь! — обрадовался Никуся. — Надо сказать собачке: «Дай лапку!» — и она даст тебе лапку! Ну, давай вместе. — Он схватил Тёму за запястье и поставил ладонь в правильное положение. Тёма почти не сопротивлялся. — А теперь надо сказать: «Дай лапку»! — предельно четко и медленно наставлял Никуся своего пациента.

Я уже хотела дать лапку без всяких лишних просьб, но тут послышалось какое-то гудение, отдаленно напоминающее требуемую команду. Я сразу протянула ему лапу, а мама резко выпрямилась на диване. Она явно хотела что-то сказать, но потом покачала головой, улыбнулась и пристально стала за нами наблюдать.

Никуся ликовал (про себя, но тем не менее я это слышала), ведь это была первая его терапевтическая победа. Наступившая очень даже быстро, как по мне. Я, конечно, раньше никогда не занималась этим делом, но у меня было ощущение, что за считаные минуты у нас получилось установить контакт, у меня и рыжего Тёмы. И это было ух как приятно! Тёма жал и гладил мою лапу, что-то лепетал, обнимал меня и терся щекой о мою шерсть, а Никуся пытался предложить свои заготовленные варианты нашего времяпровождения, но я лучше знала, что надо этому мальчику.

В какой-то момент Тёма лег рядом со мной, положил голову на мой бок и заснул. Никуся удивленно и виновато похлопал глазами.

— Ой, — растерянно проговорил он. — А что же теперь делать? Ведь всего-то полчаса прошло, а мы на час договаривались. Может, разбудить?

Но мама Тёмы покачала головой.

— Все нормально. Все очень даже хорошо. — Она посмотрела на своего сына с блаженной улыбкой. — Главное, что он рядом с собакой. Он наконец-то расслабился.

Вот так мы и лежали, пока Тёма сопел на своей собачей подушке. Мне было, сами понимаете, далеко не удобно (у людей до неприличия громадная голова, вы это за собой замечали?), но я терпела ради благого дела.

Никуся пристроился на диван с другой стороны от сеструхи, и через некоторое время засопели уже решительно все.

Сквозь чуткий собачий сон, в который я таки провалилась, убаюканная ровным дыханием и похрапыванием остальных, я услышала, что кто-то вставляет ключ в замочную скважину. Так четко, словно дверь взламывали отбойным молотком. Подскочив, я громко залаяла и подорвала сеструху на озадаченное гавканье. Несчастные люди все как один вздрогнули и поднялись на ноги. Кроме Тёмы, который тер глаза на ковре.

Дверь открылась, и вместе со свежестью в дом влились голоса мамы с Сашкой, послышалось копошение. Никуся рванул им навстречу.

— Мама, привет! А что это вы так быстро? Мы тут сеанс канистерапии проводим!

— Какое быстро? — отозвалась мама впопыхах. — Шестой час на дворе, вон темнеет уже. И что вы тут проводите?