— А другая где? — спросил Никуся.
Другая валялась в подвале и при попытке вытащить ее на белый свет так страшно зарычала, что было понятно: лучше ее не трогать, дабы не остаться с откусанными пальцами и не подвергать себя риску серьезной потери крови.
— Ну ладно, — пожал плечами Никуся. — Значит, пойдем с тобой одни гулять.
Гулять? Гулять?! Мне очень хотелось думать, что я ослышалась, но Никуся уже тянулся за поводком.
— Да, там лучше, чем здесь! — с удивлением заметил Никуся мои терзания. — Там воздух хотя бы свежий и ветерок!
Мы, собаки, — существа доверчивые, и так я, дурочка, вместо того чтобы со всех ног бежать спасаться к сеструхе в подвал, с сердцем, полным надежды, ступила под открытое солнце.
Наверное, вам запомнился тот немаловажный факт, что мы с сеструхой были черными собаками. Прямо чернющими. И, как всем известно, черным существам на безжалостном солнцепеке приходится несладко. Пока я семенила рядом с Никусей в направлении леса, было ощущение, что меня забросили на сковородку. В придачу я еще была практически полностью ослеплена неимоверно ярким светом.
Я попыталась потянуть чрезмерно бодрого Никусю в обратную сторону. Сдавалось мне, что никакого свежего воздуха в тот день и в помине нигде нет, не говоря уже о ветерке. Просто смешно!
— Ты что это? — недоумевал Никуся. — Сейчас в лес зайдем, там прохладно будет!
Я ему более не верила. Но задыхаться в попытках высвобождения из ошейника мне тоже не хотелось. Так что я высунула язык еще больше и продолжила свой мученический путь. Никусин пионерский настрой мне очень не нравился. Неужели он не страдал от этой жары?!
В лесу прохладно, само собой разумеется, не было. Но было немного более сносно и хотя бы не настолько ослепительно ярко. Тень размашистых крон бросала симпатичные узоры на нашу дорожку, а невидимые птички беззаботно чирикали. Мило. Я решила простить Никусе этот вынужденный поход при условии, что мы тихонько пошляемся туда-сюда и потом быстро отправимся домой в подвал.
Но мы все шли и шли. Никуся насвистывал песни, мечтательно смотрел по сторонам и не удостаивал меня ни одним взглядом. Наверняка потому, что его мучили угрызения совести, угрюмо размышляла я, еле поспевая за своим шустрым хозяином. Иногда нам встречались велосипедисты в дурацких обтягивающих полуштанниках и пестрых касках, проносящиеся мимо нас со свистом, и семейки, выгуливающие детвору и таких страдальцев, как я. Разжаренные и распаренные, мы даже не лаяли друг на друга, а только товарищески переглядывались. Никто из нас не носился меж деревьев и не играл, как обычно. Погода взяла свое, и я стала ностальгировать по зиме, когда гулять было тоже не столь приятно, но хотя бы не так мучительно. Если вам предложат печку и холодильник, куда вы с большей охотой полезете? Вот видите…
— Классно, да? — проник Никусин голос сквозь шум пульсирующей крови в моих ушах. — Просто великолепная погода!
Мне никак не хотелось это комментировать.
— Когда на дворе лето, надо пользоваться каждой минутой! — философски сказал Никуся и важно кивнул. — Так что радуйся, сегодня мне не надо ехать на занятия по пианино, и мы пойдем с тобой по большому кругу. Жалко, что сестра твоя заканючила, но тут уж она сама виновата.
Сестра моя не могла найти более подходящего момента для канючества, подумала я с нагнетающим отчаянием. В то время, как она блаженствовала на влажном ледяном полу, мне предстояло пройти через все существующие круги ада. Вы спросите, откуда мне было известно про климат в аду и вообще про его наличие? Позвольте мне не распространяться на данный вопрос. Пусть хотя бы некоторые уголки нашей собачьей души останутся для вас загадочными.
Мы шли и шли, шли и шли… Я знала, что такое большой круг. И в более терпимое время года это была изнуряющая прогулочка, первую часть которой мы бежали еще довольно бодро, но вторую уже думали только о том, как бы вернуться домой и завалиться на наши любимые подушки, чтобы не вставать до самой вечерней кормежки. Иными словами, путь был длинный и тяжкий.
Вот и теперь у меня стали подкашиваться ноги, хотя мы еще не прошли даже половины. Перед глазами у меня периодически темнело, но довольно быстро снова светлело, в голове стоял назойливый гул, и раскаленная вата сдавливала мне мозги. Нос мой был сух, как жгучий песок в песочнице, а с языка поднимались клубы горячего пара. Дорога потихоньку плыла в разные стороны.
Изредка Никуся посматривал на меня с некоторой тревогой. Но возвращаться не было смысла. Мы почти дошли до лошадиной фермы, которая находилась ровно на середине пути. Во всяком случае, снова пришлось бы подниматься в горку, так как до сих пор мы постепенно спускались.
— Смотри, уже совсем немного осталось! — с налетом ужаса в голосе подбадривал меня раскрасневшийся и вспотевший до самых кончиков волос Никуся. — Вот только пройдем быстренько эту часть на солнце, а потом снова — хоп — и нырнем в тень. А там уже и до дома не так далеко.