Молчание доктора Жава

И Старик исчезает из окошка. Шурик Ха терпеливо ждет. Ждать приходится не долго. Спустя пару минут Старик снова появляется в окне. В руках Старика стеклянная банка с ночной мочой, которая обыкновенно стоит у него под кроватью. Перегнувшись через подоконник Старик выплескивает из банки мочу, метя в Шурика Ха. Шурик, проявив недюжинную сноровку, перекатывается по грядке в сторону, словно опытный боец под обстрелом. Поднимается на ноги, отряхивает налипший на пальто и джинсы мокрый снег. Старик прячет банку и придвигает к себе горшок с засохшим кустиком.

– А я тут к Новому Году приготовляюсь, – сообщает он миролюбиво.

– Ну, я пойду, наверное, – говорит Шурик Ха.

– Ступай себе с богом, – кивает ему Старик.

Шурик Ха уходит. Перелезает через ограду палисадника. Сворачивает на Поселковую. Толкает калитку. Между тем с невероятной быстротой темнеет и когда Шурик Ха поднимается на крыльцо тьма кругом стоит такая, что хоть глаз выколи. Шурик вваливается с улицы на кухню, щелкает выключателем. Под потолком загорается голая лампочка на шнуре. Лампочка похожа на далекую звезду, ее тусклые лучи пронзают пространство маленькой полутемной кухни. Несколько мгновений своего драгоценного времени Шурик Ха проводит задрав голову и глядя на лампочку. Насмотревшись, он снимает чайник с плиты и жадно пьет воду из носика. Утолив жажду, Шурик открывает дверцу буфета и находит в его чреве початую пачку овсяных хлопьев. Заглянув внутрь, Шурик Ха видит маленьких червячков деловито снующих среди овсянки.

– Нет, это не дело, – бормочет Шурик, – сколько времени уходит впустую на эту жратву. А, ну, ее к люлям!

Он бросает пачку на полу и уходит в комнату. Валится, не раздеваясь на диван. Лежит без движения. Желтенькая полоска электрического света падает из кухни в сумрак комнаты. Шурик Ха рывком садится.

– Чёртов свет! – орет Шурик.

Свет гаснет. Шурик Ха сидит на диване в темноте. Проходит вечность. Шурик поднимается с дивана, подходит к шкафу, стоящему в изножье и приоткрывает дверь. Слышен ужасающий протяжный скрип. За дверью шкафа в инфернальном вывернутом наизнанку пространстве среди зеленых огней плывут неживые уроды. Безглазые синюшные младенцы со жвалами насекомых, похожие на богомолов рахитичные старики с гипертрофией передних конечностей, безголовые бабищи, состоящие целиком из жоп, зубастых пёзд и огромных сисек и всякие другие неописуемые твари, поднявшиеся со дна одномерного ада.

Шурик Ха прикрывает дверцу шкафа и валится ничком на диван. Проходит вечность, потом еще одна. Шурик поворачивается на спину. Смотрит в потолок. Над диваном, на темном экране потолка кружится и гримасничает страхолюдная харя. Она похожа на лошадиный череп, украшенный лохмотьями еще не сгнившей плоти. В провалах глазниц пляшет монохромное пламя. В раззявленной пасти вращается завитушка далекой галактики. Вся харя в целом кажется раздавленной чудовищной гравитацией, она словно заперта в плоскость.

– Отвали! – говорит Шурик Ха демону под потолком, закрывает глаза и засыпает.

Доходяга

– Все никак главу не допишу, – жалуется Старик Шурику Ха. – Одной детальки не хватает.

Он сидит за столом у темного окна. На столе стопка исписанных от руки листов и глубокая эмалированная миска с какой-то дрянью. Старик в раздумье цепляет из миски желе с мясными волокнами и веселыми кругляками моркови и словно бы через силу пропихивает себе в рот, а потом водит пальцем по листкам. Верхние листки уже размокли от желе, чернильные строчки поплыли.

– На, вот, возьми, – Старик протягивает Шурику финку с набранной рукояткой.

Рукоять украшена розой из рубинового стекла. Шурик Ха молча прячет финку в карман.

– Ты вот что, – говорит Старик, – иди сейчас по Поселковой к станции. Встретишь доходягу в кепке и с портфелем. У него глазной протез карий с золотыми искрами. Принесешь мне этот протез. А то, я что-то малость застрял…

Шурик Ха молча выходит. Пошамкав немного, Старик вытаскивает изо рта какую-то пленочку и внимательно ее изучает.

Шурик Ха идет по Поселковой в сторону станции. Проходит мимо темного проезда, где стоит покореженная будка с выбитыми стеклами и нерабочим таксофоном. Мимо страшного дома, сгоревшего в начале зимы. Мимо обледенелого столбика водопроводной колонки почти пропавшей в сугробе. Шурик Ха выходит из темноты в желтоватое пятно фонарного света. Сверкают черные зеркальца луж, поблескивают рыхлые снежные колеи, тянутся из темноты к тусклому глазу фонаря голые контрастные ветки.

С другой стороны на свет выходит сутулый мужичек, в старенькой совдеповской куртке, с портфелем в руке и кепке. Из-под козырька кепки поблескивают очки.

– Сигаретки не будет? – спрашивает Шурик Ха.

– Будет, – отвечает этот доходяга, ищет по карманам пальто и находит мятую пачку «Явы».

– Как жизнь вообще? – интересуется Шурик.

– По-разному. Раньше вот совсем худо было, хоть в петлю лезь. А сейчас вроде на лад пошло. И на работе и в семье. Словно, светлая полоса началась. Тьфу-тьфу, – доходяга плюет через плечо, чтобы не сглазить. – Вот зарплату получил, иду домой к жене с ребятенком.