Молчание доктора Жава

– Видал я, как ты пишешь, – ворчит старик. – Встал ночью в сортир, гляжу – фейерверк над Поселковой, а потом, зеленая комета низом прошла. Дешевка. Без спецэффектов ты, мля, не можешь!

Старик с отвращением бросает финку на стол.

– Ну, ты посмотри, – говорит он, обернувшись к Шурику, – сдохла!

У Старика подлое и злое лицо. Широкое, бледное и обрюзгшее. Глядя на такое лицо, невольно думаешь о постыдных пороках, застарелом алкоголизме и нескольких отсидках. Старик плешив, его редкие волосы, рыжеватые и седые вперемешку гладко зачесаны со лба наверх. Глазки у Старика бесцветные и мутные, их почти не видно, так глубоко они ушли в глазницы. На нем черные лоснящиеся брюки (ширинка не застегнута) и вылинявшая рубашка с короткими рукавами. Рубашка и лицо Старика забрызганы кровью несчастного животного.

– Ну, и где у нее спрашивается семь жизней? – ворчит Старик, потрясая выпотрошенной кошкой. – Одно вранье кругом…

С тушкой в руках Старик идет к печке. Следом за Стариком по полу волочатся кошачьи кишки. Из распоротого живота вываливается всякая дополнительная требуха.

– Не лезь под ноги, – говорит Старик и, отпихнув Шурика Ха в сторону, склоняется над «буржуйкой». Открывает дверцу. Ворошит кочергой жирный бумажный пепел, лезет рукою в огонь и вынимает из пламени две отпечатанных на машинке странички.

– На, вот, – и он протягивает Шурику не сгоревшие листки. – Сухой остаток.

Шурик Ха берет странички из руки Старика и бегло просматривает.

– Слышь, дед Мефодий, – спрашивает Шурик Ха. – Ты мне когда еще обещал открыть Самый Последний Секрет Писательского Мастерства? Пора бы уже. А то помрешь так ночью в одночасье и секрет с собой унесешь. А на фига он тебе на том свете?

Старик отворачивается и от «буржуйки» и молча смотрит на Шурика.

– Ты еще не готов, – говорит он, наконец. – А за Мефодия по соплям получишь.

Шурик Ха скатывает странички в бумажный комок и бросает куда не глядя.

– На ужин сегодня жаркое, – отвечает Старик, укладывая на ложе из багровых углей кошачью тушку. – Оставайся, поговорим о литературе.

Тут Старик принимается хохотать и хлопать себя ладонями по коленям. Он хохочет до слез, охает, кряхтит, давится смехом, кашляет, плюется, сморкается и стонет в изнеможении. Шурик Ха со скучающим лицом стоит прислонившись к дверному косяку.

– Я вообще-то за солью зашел, – сообщает Шурик, когда неуместное веселье Старика идет на убыль.

– Белый яд, не держу, все беды от нее, – скороговоркой отвечает Старик.

Шурик Ха уходит.

Будильник

Шурик Ха лежит на диване в пальто и ботинках. Он не знает, который сейчас час. Утро это или вечер? Или ночь? За окном стоит непонятная тьма. В комнате зябко, пахнет талым снегом. На стенах оборванные обои, у окна большой стол без скатерти, на столе пишущая машинка. В изножье дивана, совсем уже неразличимый в тенях – платяной шкаф.

– И куда, интересно знать, девался этот будильник? – думает Шурик Ха, таращась в темноту.

 На полу возле дивана стоит жестяная банка из-под болгарского зеленого горошка, которая служит Шурику Ха пепельницей. Шурик садится на диване, выбирает в банке бычок подлиннее, находит в кармане пальто коробок спичек, закуривает. Кашляет и глядит за окно.

Шурик вспоминает, как вчера ночью долго разговаривал со своими гостями. С теми гостями, которые являются к нему из шкафа. Он ходил кругами по тёмной комнате. Он скурил все сигареты, которые настрелял вечером на станции. Он никак не мог остановиться и прервать этот потерявший уже всякий смысл спор. Ночь давно должна была кончиться, но не кончалась. Оконные стекла, залитые снаружи непроницаемой тьмой, глянцево блестели. У Шурика от голода и выкуренных на пустой желудок сигарет адски разболелась голова. Делая новый, наверное сто тысяча первый круг по комнате Шурик Ха заметил на тумбочке зеленоватое свечение циферблата будильника и огоньки двух его стрелок. Где какая стрелка Шурик тогда не разобрал, ему померещилось только, что часы показывают какое-то невозможное нездешнее время. Не долго думая, Шурик Ха протянул руку, нащупал на тумбочке будильник и со словами,

– Держи фашист гранату! – запулил его вдаль.

Будильник беззвучно канул во тьму, затопившую комнату. Шурик повалился без сил на диван, но не уснул, а стал падать дальше, вниз, сквозь диван с его дырявой обивкой и нещадно скрипящими пружинами, сквозь доски пола, в сырой и тесный подвал, и дальше, и ниже, сквозь мерзлую землю, куда-то в утробу угольный шахты, все быстрее и быстрее, сквозь бесцветную мертвую воду безымянных подземных морей, сквозь тектонические пласты, в мезозой, к хребтам динозавров, и еще ниже в беспросветную мглу, туда, где гаснут уже последние искры…

Насчет тектонических пластов, подземных морей и динозавров Шурику Ха все было решительно понятно. А вот, что ему было совсем не понятно, так это почему будильник канул во тьму БЕЗЗВУЧНО. Шурик Ха тушит бычок о стенку банки-пепельницы, встает и идет по комнате, касаясь рукой стены. Будильник он находит по зеленоватому фосфорному сиянию, тот накрепко застрял в щели между шкафом и стеной.

– Бывает, – говорит на это Шурик Ха.