Молчание костей

– Я не хочу говорить вслух то, о чем все остальные думают… – начал Рутер.

– Тогда не надо, – сказала Фура.

– Но есть другой способ связаться с Адраной.

– Кажется, я сказала «не надо».

Рутер перевел дух, собрал остатки мужества и заговорил снова:

– Мы же не включим надолго трещальник, а просто…

Фура сжала кулак. Она была готова ударить парня. Прозор, должно быть, почувствовала это – она схватила Фуру за запястье и осторожно заставила опустить руку. И прошептала:

– Мы не бьем друзей только потому, что они говорят неприятную правду, детка. А он прав. У нас есть трещальник. Если этот череп действительно так плох, а я не вижу причин сомневаться в словах Рутера, и тебе тоже не следует, то нам, пожалуй, стоит рискнуть. Она бы поступила так ради тебя, верно?

Фура рывком высвободила руку. Она чувствовала, как внутри пламенеет светлячок, словно написанный золотом текст некоего воззвания. Она ощущала паразита в крови и легких, в глазах и мозгу. Это было прекрасное безумие, сияющий сплав гнева и решимости. Безумие, позволяющее перемещать миры и рушить куцую жизнь тех, кто встанет у нее на пути. Светлячок не одобрял отправку сообщения Адране, потому что это поставило бы под угрозу его собственное выживание.

Потребовалась вся сила воли, но Фура смогла – на время – пересилить его.

Однако от этих усилий она ощутила себя во власти гнева, усталости и раздражения.

– Иди и делай свою чертову работу, Прозор.

Чтобы составить текст сообщения, которое предстояло отправить с помощью телеграфа, Фуре понадобилась тишина. По крайней мере, именно это она себе внушала. На самом деле она нуждалась в каюте, чтобы спрятаться от настороженных и обвиняющих взглядов команды. В каюте ей мог досаждать только робот.

– Что-то изменилось, мисс Арафура? – спросил Паладин совершенно безобидным тоном, который раздул пламя ее ярости.

Металлическая рука Фуры потянулась за массивным пресс-папье; пришлось ухватиться за нее другой рукой, чтобы не обрушить магнитную штуковину на стеклянную голову-глобус.

– Все… под контролем, Паладин, – процедила она. – Полностью под контролем.

– Вы взволнованы. Наверное, вам бы не помешало немного отдохнуть.

– Я отдохну, когда…

Она заставила себя замолчать и потянулась за ручкой и бумагой. Окунула перо в герметичную чернильницу, чуть не промахнувшись с первой попытки, и начала писать. Проблеск здравого смысла позволил ей вспомнить, что чем короче сообщение, тем проще его повторить – и, следовательно, получить без ошибок. С другой стороны, чем длиннее текст, тем больше объяснений. Согласится ли Адрана с приказом, не потребовав никаких аргументов?

«Она мне поверит, – подумала Фура. – Поверит родной сестре».

А если бы они поменялись ролями, поверила бы Фура Адране?

И кроме того, стоит ли овчинка выделки?

– Нет, – заявила она вслух, обращаясь к узорам, пульсирующим на коже. – Ты не переубедишь меня. Это не так-то просто.

Она начала писать:

Не пользуйся черепом. Рутер говорит, череп его едва не убил.

Почерк был почти неразборчив, буквы похож на следы от испачканных в чернилах паучьих лапок. И вообще, слишком многословно. Прозор потребуется целая минута, чтобы отправить сообщение один-единственный раз. Фура скомкала бумагу и снова макнула перо.

Не трогай череп. Рутер сказал, он опасен.

Перо дернулось, разрывая бумагу. Рука жутко тряслась. На губах появился привкус соли. От светлячка кожа зудела так сильно, что ее хотелось содрать, но Фура знала: даже тогда ничего не прекратится. Она попыталась еще раз.

Катись ты в ад, Адрана Несс!

Побежденная, Фура выдвинула ящик из стола и взяла футляр с остатками мефрозина. Теперь рука дрожала сильнее. Осталось двенадцать доз, и потребовалась огромная решимость, чтобы не сокращать этот запас преждевременно. Последнюю дозу Фура приняла два дня назад; график требовал подождать еще два дня до новой инъекции.

Она не выдержит так долго.

Нет смысла себя уговаривать, никакая сила воли не загасит огонь в венах. Необходимо принять мефрозин сейчас, если она хочет, чтобы у нее был хоть какой-то шанс нормально мыслить и действовать в ближайшие часы. Она с железной уверенностью знала, что эти часы не будут самыми легкими в ее жизни.

В футляре оставался один полный флакон; второй был заполнен на две десятых. Фура достала шприц и начала вытаскивать неполный флакон, подцепив его живыми пальцами. Они дрожали, но худо-бедно подчинялись. Когда она почти закончила, в руке начались спазмы, и каждый последующий был сильнее предыдущего.

А потом рука дернулась – это был почти намеренный бросок, – и футляр вместе с содержимым кувырком полетел через каюту.

Фура ахнула.