Молчание между нами

– Мэйбелин не ведает, что творит. – Мамин голос звучит приглушенно.

Папа обнимает ее одной рукой и прижимает к груди. Утыкается лицом в ее волосы. Мама хватает его за руку.

– Они не дадут ей спокойно жить. Ты же знаешь, так всегда происходит… Вспомни своего брата…

Слезинка, потом еще одна, потом десяток. По папиным щекам ручьями текут слезы. Его голос надламывается, когда он отвечает маме по-английски:

– Я помню. Как я могу забыть? – Он утирает слезы. – Ты права, Ин. Она молода и ничего не понимает. Но стихотворение хорошее.

– Она хорошо пишет. – Мама начинает складывать грязные тарелки, и папа отпускает ее, чтобы помочь. – Но это письмо должен был написать кто-то другой. Не она.

– Кто еще мог его написать? – Я слышу, как папа разрывается между мистером Чэнем, учителем английского, который стремится вдохновить своих студентов, и моим па, который хочет укрыть дочь под звуконепроницаемым, пуленепробиваемым колпаком.

– Слова Мэйбелин обратят против нее самой, – продолжает мама. – Никто не поймет ее правильно. Она пострадает.

Папа кивает.

– Я попробую еще раз с ней поговорить. – Он дотрагивается до маминой руки, останавливает ее. Потом осторожно спрашивает: – Твой начальник что-нибудь сказал про стихотворение?

– Пока нет. Но он дружит с этим Макинтайром. Я боюсь, что теперь мне не дадут повышение. А ведь нам нужны деньги. – Повышение? Я об этом даже не слышала.

– Да.

Мама снова прячет лицо в ладонях:

– Я не знаю, что мне делать, лаогун[31].

Папа обнимает ее обеими руками:

– О чем ты?

– Что мы за родители?

– Ин…

– Посмотри, что случилось с нашим сыном. Ты же слышал, что сказал этот Макинтайр. Как мы могли такое допустить?

По их лицам текут слезы. Они сидят на месте, не двигаясь и не говоря ни слова. Погруженные в океан молчания, который не в силах вместить их скорбь.

– Мне страшно, лаогун. Я не знаю, как ее защитить. Не знаю, как с ней говорить. – Мама заглядывает ему в глаза. Он вытирает ее щеки рукавом. – Я не могу потерять еще и Мэйбелин.

Папа не отвечает. Мама поворачивается и обхватывает его руками за шею. Когда я встаю со ступеней, они по-прежнему сидят за столом, молча держа друг друга в объятиях.

Глава 33

Тия Мари

Как думаешь, когда родители тебя воспитывают, ими движет любовь или страх?

Ого, ну и ты и философ

Для таких вопросов поздновато

Спроси меня утром

Любовь или страх?

Не знаю.

А в чем разница?

Не знаю.

Глава 34

Неделю спустя я вижу у моего шкафчика Джоша. Он ходит взад-вперед, не глядя на ребят, которые пытаются привлечь его внимание. Качает головой, трет переносицу. Сжимает кулаки.

Я замираю и пытаюсь сообразить, что мне делать. Зачем он пришел? У меня перед глазами встает его спальня, потом – лицо его отца. Я не хочу с ним говорить.

Джош замечает меня и поспешно направляется в мою сторону. Меня охватывает паника; я разворачиваюсь и иду прочь. Пытаюсь сбежать, будто ребенок. Я мысленно бью себя по лбу, но не останавливаюсь.

– Мэй, подожди! – Он окликает меня, совершенно не заботясь о том, кто нас услышит. Все вокруг с интересом наблюдают за разворачивающейся драмой. Я прячусь в узком проходе между корпусами английского и истории. Здания расположены так близко, что почти соприкасаются крышами. Я будто стою в темном коридоре. Здесь никого нет.

Я замедляю шаг, делаю глубокий вдох и разворачиваюсь в тот самый момент, когда Джош настигает меня и чуть не сбивает с ног. Он рефлекторно удерживает меня двумя руками. Я замираю, и он опускает взгляд. Убирает руки, вытирает их о джинсы.

– Прости, Мэй. Я не хотел тебя хватать, это было нечаянно.

Мы смотрим друг на друга в неловком молчании. В голове у меня – беспорядочная мешанина без начала и конца. Это тот самый парень, который писал мне смешные записки на уроках. Я скучаю по его шуткам, по нашим улыбкам. Потом я вспоминаю его дыхание у меня на лице. Он просто хотел помочь, но меня все равно пробирает неприятная дрожь. В голове звучит голос его отца: «Какой-то мальчик-азиат бросился под поезд, получив приглашение в Принстон». У меня перехватывает дыхание.

– Мэй, я… Я даже не знаю, что сказать. Прости за то, что наговорил папа. И прости за ту вечеринку. Я не… Ты же знаешь, я… Я ничего такого не имел в виду. – Он закрывает глаза и потирает затылок.

Я почему-то вспоминаю Марка. Как яростно он смотрел на Джоша в тот вечер. Как уютно было моей голове под его ключицей.

Погрузившись в свои мысли, я совсем забываю ответить. Осознав, что я стою и молча пялюсь на Джоша, я беспомощно открываю и закрываю рот, пытаясь подыскать слова. Но ничего не выходит, и Джош продолжает говорить.

– Мне просто… хотелось бы, чтобы между нами все было как раньше. Как до вечеринки. И до всего остального.

Было бы неплохо. Я бы тоже хотела, чтобы все было как раньше. В груди у меня начинает разгораться пламя ярости.