Молчание цвета

Есть города, где не устаешь быть наблюдателем. Париж из их числа. Мне в нем нравится все: промокшие от дождя вдрызг – хоть феном суши – каменные дома, легкомысленно-ветреные балконы, выставленные на краю тротуаров ледяные лотки с аккуратной черепицей устричных раковин. Этот город можно созерцать без устали, без конца, с благодарностью отмечая каждого его жителя: увлеченного чтением газеты одинокого посетителя крохотной забегаловки – над кофейной чашкой вьется белесый пар, смешиваясь с дымом сигареты; уставшую от крика дочери молодую маму, в сердцах шлепнувшую ее ниже спины и сразу же разрыдавшуюся от раскаяния; водителя автобуса, невозможной красоты женщину, заплетающую роскошные волосы в косу; рваное нижнее белье и недоеденный мандарин на краю лавочки – думай, что хочешь, Парижу безразличны твои впечатления, он не рисуется и не играет, он такой, какой есть – все швы наружу, вся роскошь и заплатки.

Лирическое звучание любого вечного города сбивает мое суматошное присутствие. Так и не научившись пользоваться картами (норовлю всегда уйти в противоположном направлении, доводя до белого каления навигатор), я фотографирую каждую улочку, куда сворачиваю, – чтоб потом, словно по крошкам хлеба, который не успели подобрать вороны, вернуться, словно Гретель, в гостиницу. Красоты кругом столько, что невозможно ее объять. Ахаю, заглядываю в лица прохожих – вы ведь видите то же самое, что и я? Парижане не столь открыты, как американцы, но, если улыбнуться – они распускаются для тебя весенними цветами. Кивают, улыбаются, могут погладить по руке. Я люблю людей, не стесняющихся прикосновений. В прикосновениях утешительного много больше, чем во взглядах – и в словах.

В Париже обязательно нужно проснуться в самую рань, распахнуть окно, улыбнуться заспанному рассвету, спуститься позавтракать, обнаружить, что у метрдотеля взгляд твоего отца и его улыбка, в этом городе живут удивительно красивые люди, но некоторые отличаются той до боли знакомой красотой, от которой перехватывает дыхание, бонжур мадам – бонжур месье – коман сава – мерси, бьен, соорудить себе наспех бутерброд, выпить кофе с молоком, время терпит, можно прогуляться;

первым делом пройтись до Триумфальной арки, полюбоваться развевающимся флагом республики, а дальше идти вниз, вниз, на льющийся откуда-то из-под небес настойчивый колокольный звон – густой, требовательный, непререкаемый, разглядеть высокий, знакомый купол колокольни – неужели апостольский? – ан нет, церковь Сан-Пьер-де-Шайо, смурые профили святых, неожиданно византийские фрески и колонны, темноликие монахи; застать праздничные шествия: французское – под нестройное песнопение, ирландское – под волынку, паства с робкими, едва проклюнувшимися ветвями вербы – Вербное у католиков, значит, и у армян Цахказард, день освящения ивовых и вербных ветвей;

выйдя к Сене, кивнуть золотистому куполу русского храма, помахать Эйфелевой башне, вернуться другой дорогой, заглянуть в патиссери, выпить горячего чая, доехать до редакции журнала «Nouvelles d'Arménie», где с тобой долго и обстоятельно будет беседовать Элизабет-помнящая-родство – о городе детства, о Москве, о твоих родных, потом о своих родных – о том, как grand hayrik[12] просил говорить с ним только на армянском, потому что «хотя бы так вы его не забудете», и мы не забыли…

На книжной ярмарке Livre шум и толчея, и совсем неожиданно пахнет буйабесом и борщом – французское издательство презентует новую кулинарную книгу и угощает желающих. Очередь тянется до входа. На марокканском стенде кормят марципановыми сладостями и поят знаменитым мятным чаем. Российский стенд в напряженном ожидании, все гадают – будет или не будет на ярмарке Эмманюэль Макрон – буквально на днях в Британии разразился скандал с отравлением Скрипалей. По программе президент должен встретиться с русскими писателями, в этом году Ивану Тургеневу исполняется 120 лет, и потому Россия на ярмарке специальный гость, но как теперь будет – не совсем понятно, у политиков своя жизнь, у простых людей – своя. Макрон на ярмарку заглядывает, но к русскому стенду не подходит. Он подтянут, вежлив и по-французски красив, народ обступил его со всех сторон и не дает пройти. «Emmanuel, je t'aime! Je t'aime, Emmanuel!» – надрывается девушка из самой гущи толпы, люди со смехом оборачиваются на нее, но она не замечает ни их удивленных взглядов, ни смеха, она совершенно искренна в своих чувствах.