- Не считаясь ни с какими расходами, сосудец этот, вместо того, чтобы бить его, следует укрепить, ушко схватить и весь хорошей крышкой запечатать, чтобы дух смуты, противящейся всему прогрессивному и страну эту вперед толкающему, не испарился. Ужасно смешно называть его свободой, а они именно так его и зовут. Позволим же им и далее праздновать на собственных похоронах.
- Ну а сосудец религии?
- По сути своей совершенно иная материя, господин мой. И концепция иная. Этот вот сосуд в мелкие черепки разбить следует, или же...
- Или?
- Или вообще его не касаться.
- И что же ты выбрал?
- У меня нет выбора, мой повелитель, подчиняюсь приказам. А приказано мне сделать равноправными тех, которых сами они еретиками зовут, и сделать из иноверцев подчиненных нам слуг, церковь же ляхов ослабить, насколько только можно. Знаю, что это нелегко будет.
- Если бы все было так легко, Вельзевул, ты бы занимался своими делами в другом месте, а сюда мы бы прислали какую-нибудь мелкую сошку.
- Мой повелитель, неведом тебе жестокий религиозный фанатизм ляхов, сжигание ведьм до нынешнего дня не кажется здесь чем-то особенным. Бешеный клир овладел их сердцами, и все подстрекает, а уж подстрекать он умеет. Так что игра рискованная...
Неожиданно сделалось тихо. Умолкла деликатная ритмика серебристого лезвия. Теперь мне необходимо читать у них в мыслях, что выходит довольно трудно. Когда они говорят – все легко, словно бы кто-то консервным скальпелем вскрыл им головы и извлек наружу покрытые печатным текстом складки мозгов. Когда они молчат – на складках нет букв, имеется только лишь сигнальный код, который еще необходимо принять и расшифровать. И парят за ними в воздухе, касаясь моего лба, наполненные содержанием длинные перфорированные змеи. Каждое слово, словно выбитое иголкой машины Брайля для тех, кто смотрят, не открывая глаз. Слышны очередные наколочки: тик-тик-тик-тик-тик! Стоп! Игла в устах Вельзевула замерла.
В какой-то миг в нем нарождается извращенное желаньице поговорить откровенно, честно признать, что после двух лет пребывания на берегах Вислы все здесь не так, как вначале; ибо сразу он был уверен в том, что равноправие иноверцев окажется гениальным ходом; а тот таким не оказался, поскольку он способен укрепить католический сосудец национального единства и повернуть ярость против инициаторов интриги. Но этого он не может себе позволить, ибо это было бы слабостью, а слабостью способно воспользоваться даже дитя. Он знает об этом и стережется этого.
Люцифер тоже знает... Ему смешон стоящий перд ним дурачок, вот только об этом ему не скажет. Говорит:
- Приказы не поменялись, риск имеется в любой игре, а трудности можно преодолеть. Если не действует сила аргументов... Но это в самом крайнем случае. Какова их военная потенция?
- Смешная, мой господин. Коронный гетман не способен усесться на коня, большинства офицеров в полку никогда не видели, все их время занято написанием эротических стишков для дам и танцами...
Стоп!
Что-то в моем сне портится, мечет моим телом по постели, словно бы я желал сбросить сидящего на моей груди василиска.
Их голоса убегают в далекие пейзажи, в ландшафт, заполняющий пространственные рамки словно тщательно покрытый живописью холст. Все здесь выглядит так, как во времена Христа. Искривленные зеленые оливковые деревца, судорожно цепляющиеся за выжженные солнцем горные склоны, а в орошаемых водами Иордана долинах растет виноградная лоза. На возделываемых с громадным трудом участочках на террасах, очищаемых от камней поколениями земледельцев, ослы и худые волы тянут плуги. Возле колодцев собираются гурьбой женщины в цветастых, расшитых одеждах, чтобы стирать белье и сплетничать, а молодежь перед низенькими хижинами с белыми стенами танцует хору.
Этот пейзаж словно странное озеро, на котором не нужно бояться ни злобных рыб, ни водных монстров, но только лишь идиллически выглядящих рыбаков. Доносятся далекие отзвуки "Энеиды", в которой, возможно, и была наука, как избегать опасностей, но библиотека превратилась в стопку листьев, которые гоняет самум, и в ней легче протянуть руку за смертью, чем за книгой...
- ...распусти слухи и запусти в оборот монеты иллюзий. Чингисхан всегда, перед тем, как захватить какие-то территории, высылал туда своих агентов, которые рассказывали народу о благодеяниях, которые несет с собой татарская орда... Народ этой земли обязан поверить в то, что пока мы находимся здесь, от сильных мира сего познают они меньший вред, чем без нас.
- Народ?... Та грязь, по которой топчутся вельможи, сильнее работая каблуками, когда эта грязь еще и жалуется. Что мне до него?