Молчащие псы

- Так это Бинетти попросила вас проучить его? А если теперь Катаи, с которой я сплю, прикажет мне отомстить вам за получившего пощечину супруга, мне тоже необходимо скандал устроить? Если мы будем позволять, чтобы эти итальянские блядушки управляли нами, словно марионетками в театре, это к чему приведет? Та же самая Бинетти, чьи интересы вы, генерал, защищаете, спи и с Казановой, и, вроде как, не щадят вас, как только у них развязываются языки. Почему тогда не потребовать ответа от кавалера де Сейнгальта?

- У меня не было оказии, князь, Казанова, словно крыса, забился в доме Кампиони. Но если потребуется, оставлю его, поскольку может оказаться, что и у него в Петербурге имеется рука, я же ни в чем не хочу ущемить Ее Императорское Величество. Я все бы сделал, лишь бы попросить у нее извинения за все, за исключением извинения перед Томатисом, поскольку этого мне честь не позволит... А кредиты мне весьма необходимы, ваше княжеское высочество, я тут начал вкладывать... Знаю, временами меня начинает нести, но с этим я покончу. Никаких скандауов уже не будет, обещаю, что не трону Казанову и пальцем!

- А этим сделаете еще большую ошибку, генерал. Думаю, ничто бы не успокоило бы Ее Императорское Величество лучше, чем как раз разбитая рожа кавалера де Сейнгальта. Он позволил себе одну гадкую шуточку, касающуюся ее отношений с графом Орловым. Такие вот шуточки – это его специальность, вот только они – будто ядовитые грибы.

Браницкий не был уверен, правильно ли он все понял.

- То есть, князь, вы считаете, что Ее Императорское Величество была бы рада...

- Думаю, она была бы весьма довольна, узнав, что кто-то обезвредил отравителя его же собственным оружием.

- Его собственным оружием?

- Естественно. Вот если бы кто сказал: кавалер де Сейнгальт умер, отравившись свинцом, пан Браницкий выстрелил более метко.

- Понимаю, ваше княжеское высочество. Вот только не было бы лучше убрать ублюдка тихонько? Мои ребята: Бизак, Яниковский, Курдвановский или Межеевский сделают это на раз.

- Нет, в противном случае вспыхнул бы скандал, а у Белиньского длинный нос. Дуэль - дело благородное. Только не на шпагах, господин генерал, Казанова превосходно фехтует. Я лышал, вы замечательно стреляете, заставьте его выбрать пистолеты.

- Сделать можно, но пока он сидит в своей яме, повод найти будет сложно.

- Из норы он вылезет через пять дней, в театре будет гала-представление.

- Точно! Только ведь он может и не прийти, в последнее время он туда не ходит.

- Если ему прикажет король – придет.

Драматические события, которые вызвал этот разговор, стали известны во всей тогдашней Европе, но и сегодня они возбуждают историков и читателей мемуаров шевалье де Сейнгальта, хотя истинные причины этих событий мало кому известны. Казанова много чего наврал в этом фрагменте своих воспоминаний, а еще больше – умолчал.

Пророчество, или, как кто того желает, обещание князя Репнина, будто бы король "прикажет" Казанове, исполнилось:

"Четвертое марта, - писал Джакомо, - это день святого Казимира, то есть день именин придворного церемониймейстера, старшего брата короля; по этому случаю, в канун этого дня, третьего марта, при дворе был устроен грандиозный обед, я был удостоен чести получить на него приглашение. После обеда король спросил меня, буду ли я в театре. В тот день впервые ставили польскую комедию. Все этим событием интересовались, я же был совершенно безразличен, не понимая ни слова по-польски. Я сказал об этом королю, но тот на это заметил: Не беда, прошу прийти в мою ложу!". Это предложение мне весьма льстило, чтобы я мог отказать. Так что я был послушен...".

Князь Репнин обещал, что Казанова – желает он того или не желает – приедет за своей смертью в театр. Он прибыл туда, что выставило его жизнь величайшей опасности. Зато: в сколь роскошной ловушке и в присутствии сколь замечательной публики!..