Молчащие псы

У Казановы осталось несколько часов. Он спешно составил завещание, неоднократно ссылаясь в нем на христианские заклинания, поскольку он был из тех людей, которые, по правде, в Бога не верят, зато каждый свой жест осуществляют во имя Творца. После того он записал все, что было ему известно на тему пурпурного серебра, все сведения от доктора Шлейсса фон Лёвенфельда, и присоединил к этому документы, переданные ему неким епископом, опечатал и вручил пакет Кампиони, сказав при этом:

- Передашь эти документы королю, если я погибну. Тебе я доверяю, но при этом подумай вот о чем: если кому-нибудь проронишь хоть словечко о них, а я останусь в живых, это будет так же, словно бы меня убили. Но я тебе доверяю.

Говоря это, он глядел Кампиони прямо в глаза, а тот упустил голову и внезапно заплакал. Джакомо положил ему руку на плече.

- Не плач, то я тебе уже простил. Бог прощает и более ужасные вещи и поступки, так что и я могу брать с него пример, хотя его и нет.

Танцмейстер обмяк, съежился, как будто рука Казановы обладала тяжестью железной строительной балки, свалился на лежанку и, дрожа всем телом, прошептал:

- Выходит, ты знаешь?...

- Знаю.

- И ты мне доверяешь?!

- Доверяю. Видишь ли, Антонио, когда у тебя подвернется нога, ты очень много узнаешь о людях, раз пять подумаешь, прежде назовешь кого-нибудь приятелем, и все замечаешь так четко и ясно, что ослепнуть можно. Ты ведь не подлец, только слабый человек, а кто из нас когда-нибудь не был таким? В этом городе у меня нет никого другого, кому я мог бы доверить этот пакет, так что я доверяю тебе, а ты поверь себе в том, что ты человек чести... Но на тот случай, если бы слабость вновь пожелала бы охватить тебя, знай, что вчера Томатис был уничтожен королем и мной. И ему пришлось отдать мне тот гадкий листик!

Кампиони он оставил залитого слезами.

Славный поединок, один из наиболее знаменитых в тогдашней Европе, состоялся, в соответствии с планами, 5 марта 1766 года, в получасе пути от Варшавы, в странном саду, названия которого Казанова в своих мемуарах не сообщил. Близился четвертый час после полудня, когда соперники встали друг против друга на расстоянии в одиннадцать шагов, в самих только расстегнутых рубашках сверху, с обнаженной грудью, чтобы пули не встретили какого-либо сопротивления. Джакомо поднял лицо вверх – молчаливое небо несло на себе одну заблудившуюся тучку, а ветви деревьев беспокойно метались из стороны в сторону, так что казалось, будто дикая бестия ветра дергает кроны, распевая хорал в честь чьей-то смерти. Его смерти, поскольку при жеребьевке первый выстрел достался Браницкому.

Лучший стрелок королевства, коронный подстолий, генерал Францишек Ксаверий Браницкий, поднял руку с пистолетом со спокойствием человека, тренирующегося в тире. В столь близкую и в столь большую, чем игральная кость цель он попал бы и с закрытыми глазами – но его развлекало растягивание экзекуции. Он размышлял, что ему продырявить: правый или левый глаз, сердце или адамово яблоко, нервно ходящее вверх и вниз. Вот оно было наиболее интересным, так как представляло собой движущуюся цель, в отличие от неподвижных мишеней груди и лица. Снежинка упала с ветки на его ресницу, деформируя образ. Не опуская оружия, генерал левой рукой стер каплю, в которую превратилась снежинка, с века, и в этот самый момент раздался выстрел, а точнее – два выстрела, слившихся в один грохот, только выстрел генерала был вторым. Какое-то мгновение он стоял, ошеломленный, не понимая еще случившегося, а по его рубахе, обнаженном торсе, по штанам и чулкам стекала к ногам кровавая струя. Падая навзничь, он уже ничего не видел и не чувствовал – пуля Казановы пробила ему грудь навылет.

Воспользовавшись временным замешательством, шевалье де Сейнгальт, лишь легко раненный в палец, вскочил на первого очутившегося под рукой коня и ускакал в Варшаву. Было понятно, что ему не простят нарушения права первого выстрела, что он сделал, зная, что другого шанса выжить у него не было. В своих мемуарах про эту дуэль наврал, сколько только мог выдумывая всякую невообразимую чушь, ну а саму проблему выстрела описал так:

"Вместо того, чтобы незамедлительно направить на меня пистолет и выстрелить, подстолий потерял две или три секунды на прицеливание, пряча голову за оружием. Я не был в состоянии так долго ждать, пока он закончит все свои приготовления. Я неожиданно поднял пистолет и выстрелил в тот же самый момент, когда выстрелил и он. Здесь не может быть каких-либо сомнений, поскольку особы, стоящие рядом, свидетельствовали о том, что слышали только один выстрел".

Это воспоминание грешило отсутствием логики настолько, что "особы, стоящие рядом" единогласно схватились за сабли, желая порубить итальянца ("Трое благородно рожденных убийц желало разорвать меня на куски над телом своего господина"). Погоню за Казановой возглавлял полковник Бышевский. Мчались галопом, но и Казанова, подгоняемый смертью, выжав из коня все силы, добрался до города первым.