Молчащие псы

- Так ведь это офицер, в Пондишери капитаном был, в рядовые не пойдет… Ваше превосходительство, человек этот способный, как мало кто еще, слово даю! Я мог бы взять его в качестве своего сменщика…

- Как зовется?

- Имре Воэреш.

- Приведи его завтра, поглядим.

На следующий день они встретились; Имре увидел человека-легенду, а маршалок увидел человека-гору. Перед Белиньским стоял широкоплечий, темноволосый верзила, с выпуклой грудью и руками, похожими на дубовые ветви. На смуглом, словно бы выдубленном лице, между выдающимися скулами и парой строгих бровей светили два угля, покойные и разумные, которых не удавалось загасить взглядом. Белиньский спросил:

- Как тебя зовут?

- Меня зовут капитаном.

Старец скрыл улыбку в глубинах собственной мысли и, не меняя выражения лица, поправился:

- И как тебя зовут, капитан?

- Имре Воэреш, ваше превосходительство.

- Откуда ты?

- Из Галиции.

- Семья давно уже в Польше?

- Давно.

- И чего ты ищешь в Варшаве, капитан?

- Хлеба, ваше превосходительство.

Белиньский задумался. Он не был уверен, отвечает ли ему смельчак "ваше превосходительство" лишь тогда, когда в вопросе звучит "капитан", или же он ослышался. Решил проверить:

- Ты, вроде как, был в Индии, у Дюпле?

- Ну, был.

- В каком году, капитан, ты туда выехал?

- В пятидесятом, ваше превосходительство.

- И долго тебя не было в стране, капитан?

- Десятка полтора лет, ваше превосходительство?

- Ты вернулся уже насовсем?

- Да.

- Семья есть?

- Сын.

Последние вопросы маршалок задавал уже в силу инерции еще крутящегося маховика беседы, они никак не были связаны с результатом испытания. Тот 1750 год, о котором упомянул венгр, напомнил Белиньскому кое-что. Он открыл один, затем второй и третий ящичек позолоченного письменного стола. На самом дне нашел пожелтевший пергамент. Бросил на него взгляд, а когда поднял голову, ему хотелось увидеть руку офицера, но обе были заложены за спину. Тогда маршалок сделал вид, что перепутал документ, бросил пергамент в ящик и взял руки другой лист.

- Вы знаете французский язык, капитан?

- Да, ваше превосходительство.

- Будьте добры, переведете мне пару предложений. Пожалуйста!

Венгр протянул руку за документом, и маршалок вздрогнул. После пары предложений, из которых до не дошло ни слова, он прервал перевод:

- Достаточно! Янош, - обратился он к Фалуди, который молча стоял возле Кишша, - оставь нас одних.

Когда Фалуди закрыл за собой дверь, Белиньский поднялся из-за письменного стола и перешел на другую сторону.

- Даже не знаю, капитан, не ослышался ли я… Повторите, как вас зовут?

- Имре Воэреш, ваше превосходительство.

- Значит, не ослышался. Ничего не поделаешь, старость – это такой жестокий зверь, оставляет аппетит к женщинам, зато обворовывает от стольких чувств, от того же слуха… Потому что у меня сложилось впечатление, что вы представились как Имре Кишш!

Он уставился на капитана, но тот и не пошевельнулся.

- Возможно, из-за похожести фамилий. Я слышал о таком человеке, то было лет пятнадцать назад. Чего-то не поделил с Брюлями, и ему пришлось бежать. Его искали, словно бешеные псы, министр лично следил за охотой, и даже король, которым Брюли управляли, подгонял меня. В конце концов, мне удалось сцапать одного цыгана, от которого узнал, что у беглеца нет мизинца на правой ладони. Еще я узнал, в какой словацкой деревне он поселился, и послал туда контрабандиста, чтобы тот его предупредил и склонил к тому, чтобы он убрался куда подальше. Потом я утратил его след. Когда Брюлли нашли его семейство и решили отомстить, я организовал карательный отряд таким образом, что он, в основном, состоял из моих людей. Они не могли предотвратить сожжение дома того человека, но упили до смерти остальных и изобразили убийство всего семейства. Какое-то время я еще следил за безопасностью тех Кишшей, но когда удостоверился в том, что дело забылось, перестал ими интересоваться… Это все, что я хотел вам сказать, капитан Воэреш.

Имре поглядел в направлении приоткрытого окна. Полдень снаружи был теплым, желтоватым, припорошенным пылью и громким щебетом птиц. Солнце обжигало верхушки деревьев в саду ослепительными полосами, которые, попадая в глубину крон, не гасли сразу же, но поначалу как бы крошились и медленно расплывались, тонули, теряли блеск и превращались в тени на стенах дома.

- Зачем вы все это сделали, ваше превосходительство?

- Поскольку ненавидел Брюллей и любил Польшу, которой им не удалось им торгануть, но которую они всегда предавали… А почему вы об этом спросили, капитан?

- Потому что об этом, ваше превосходительство, в своей истории вы не досказали. Я всегда спрашиваю только о том, чего не знаю.

Белиньский проглотил зацепку без гнева и, вернувшись в свое кресло, возобновил расспросы:

- Тогда я спрошу у вас, капитан, то, чего мне не известно. Любите ли вы эту страну?

- Здесь я родился, ваше превосходительство и здесь я обязан быть, ибо так приказал мне один из моих предков. Он Польшу любил.

- Но вы не ответили на вопрос!