Молчащие псы

С приема у шведов Репнин возвращался в прекрасном настроении. Но как только он узнал, кто уже несколько часов ожидает его в посольстве, веселье тут же сбежало от него, будто перепуганный заяц. Приезд Сальдерна он ожидал, как ожидают неизбежной простуды или зубной боли; он знал, что этот визит, раньше или позднее, обязан произойти. Вот только он не предполагал, что это посещение может состояться без предварительного объявления. Так что, когда визит все же состоялся, у Репнина сложилось впечатление, будто бы в него выстрелили из засады.

Сальдерн был единственным, исключая царицу, человеком, которого князь Николай Васильевич Репнин опасался психически, биологически, неважно, как это назвать – боялся страшно. Этого чувства не смягчало осознание того, что, помимо Екатерины, Сальдерна боятся все, включая и ее любовников. Репнин понимал, что серый кардинал заместительницы Бога прибыл проконтролировать его деятельность на берегах Вислы, и одна лишь преисподняя, из которой Сальдерн вылез, знала, чем все это кончится.

Когда в секрете он появился в Варшаве в феврале 1766 года, барону Каспару Оттону фон Сальдерн не исполнилось 55 лет, но на свои годы он не выглядел. Этот сын немецкого чиновника родился в княжестве Гольштейн, из которого был родом и царь Петр III, супруг Екатерины, убитый ее фаворитами. Получив юридическое образование в Геттингене, Сальдерн поначалу работал в тайном гольштейнском совете. В Петербург его вызвали в 1763 году, оценив его различные таланты, среди которых первую скрипку играли провокации, но не пугающе выделяющиеся, так как в оркестре способностей этого человека находилось достаточно более тонких смычков. Он молниеносно сделался основным советником Панина по заграничным делам, что было равнозначно наивысшему уровню в политической иерархии империи.

Разогнавшись в стремлении к власти, Сальдерн совершил несколько ошибок, поскольку разгонялся уж слишком быстро, а излишняя спешка всегда приводит к ошибкам. За это он получил по носу от ревнивого Панина. Так что формально обергофмейстер Никита Панин одержал триумф, сводя слишком уж амбициозного немчика до роли одного из своих рядовых подчиненных. Но даже и при таком виде сотрудничества конфликтов хватало, в основном, по причине Пруссии, с которой Панин желал сотрудничать, что Сальдерн считал для России губительным. Министр и оглянуться не успел, как его подчиненный вырвался из рядов. Панин обнаружил его в кабинете царицы. Когда он вошел, Екатерина и Сальдерн разговаривали по-немецки (как Сталин с Берией по-грузински, что "глушило" других присутствующих), а министр хорошо этим языком не владел. Царица впоследствии объяснила ему, что Сальдерн нужен ей для устройства в Дании спорных прав, касающихся гольштейнских имений ее сына, великого князя Павла. Панин стоял так где-то с четверть часа, а эти двое не обращали на него внимания. Когда он вышел – то присоединился к кругу тех, кто боялся Сальдерна; в особенности же он боялся немецких бесед того с Екатериной.

Эмансипированный царицей в рамках ее персональной (кадровой) политики "разделения и властвования", Сальдерн официально и далее был советником президента Коллегии Иностранных Дел, графа Панина, и исполнял его приказы – исполнял же их тогда, когда на это у него было время, то есть, когда он не был задействован в какой-нибудь тайной миссии непосредственно Екатериной. Благодаря этому, он находился в постоянных разъездах, а если и возвращался в Петербург, то только лишь затем, чтобы втайне вести переговоры с владычицей, сдать какой-нибудь рапорт Панину или же получить новые инструкции, после чего вновь отправлялся куда-то. Не будучи охотником до светской жизни, он редко появлялся в салонах; иногда его не видели там месяцами, и, хотя там и понимали, что он выполняет важные для Империи задания, это пробуждало в петербургском "monde" подшитое любопытством беспокойство. Но никогда это не проявлялось в открытых комментариях, уж слишком его опасались, чтобы еще недовольно ворчать на него. Так что наиболее резкое замечание, которое было услышано о том в салонах над Невой, вышло из уст приезжего аристократа, которому, по причине преклонного возраста, уже нечего было терять:

- Это возмутительно, что никогда мы не видим господина Сальдерна! Он не посещает светских собраний, не удостаивает нас визитами, будит нездоровое любопытство. Хотелось бы его, наконец-то, увидеть! Я в Петербурге уже почти что четверть года, а до сих пор не имел чести... Пускай покажется, и мы перестанем сплетничать, ибо пока что он предстает перед нами громаным пауком, сидящим посреди своей сети и высматривающим, кого бы ухватить.