Слова не способны передать всю сложность времени, в которое жил Демосфен. Он не был ни полководцем, ни человеком, способным противостоять македонянам на поле боя, его мечом и щитом были слова. Филиппу приписывают замечание, что речи Демосфена были подобны солдатам по их воинственной мощи[953]
. Его можно рассматривать как архитектора катастрофы в Херонее, политика, не осознавшего реальность своего времени, борющегося против Всеобщего мира, который мог бы избавить от кровопролития; а можно видеть в нем героя и поборника греческой свободы, отказывающегося подчиниться требованиям иностранных захватчиков. В любом случае Демосфен – трагическая фигура, которой выпало особое несчастье столкнуться с одной из величайших военных сил Древнего мира и двумя исключительными лидерами в лице Филиппа и Александра. Несмотря на все его неудачи, независимо от того, через какой фильтр мы будем рассматривать его жизнь, Демосфен остается одной из великих личностей античности.Александр вернулся домой после долгого и утомительного похода, став на шесть месяцев и на тысячу переживаний старше. Когда дела уладились как внутри царства, так и за его пределами, он наконец смог обратиться мыслями к Персии. Он созвал военный совет, обсудил со Спутниками время, подходящее для начала наступления, и методы проведения военной операции. Как раз с Востока вернулся Парменион, чтобы помочь организовать армию и доложить о текущей ситуации в Азии[954]
. Экспедиционные силы под его командованием сперва действовали очень успешно. Они прибыли в Азию в начале 336 года до н. э. и завоевали ряд прибрежных городов и островных поселений в западной части Малой Азии, тем самым лишив персов важных складов для их грозного флота; статую Филиппа установили в святилище Артемиды в Эфесе, а алтари в Эресе на Лесбосе посвятили Зевсу Филиппию (Зевсу, покровителю Филиппа)[955]. Персы пока не сопротивлялись их наступлению. Дарий был коронован незадолго до смерти Филиппа, и внутренние проблемы, наряду с восстанием в Египте, занимали все его внимание. Однако к началу 335 года до н. э. он смог послать пять тысяч наемников для контрнаступления. Под предводительством родосца Мемнона, который ранее бывал в Пелле, им удалось оттеснить македонян и в итоге ликвидировать все их прежние завоевания[956]. Теперь их плацдарм в Азии ограничивался малой территорией вокруг Абидоса в проливе Геллеспонт, однако македонянам удалось удержать ключевой мост в Азию. Парменион, воочию увидевший богатства Востока, настоятельно убеждал Александра предпринять экспедицию[957]. Плутарх также упоминает о посольстве из Эфеса, где горожане умоляли Александра прийти и освободить греков Азии и их города[958]. Александру не терпелось начать поход, но Парменион и Антипатр советовали ему жениться и зачать ребенка, прежде чем приступать к такой масштабной кампании. У обоих было множество дочерей, которые могли бы составить царю хорошую пару; вероятно, он мог бы даже взять по одной девушке из обоих благородных семейств. Но Александр наотрез отказался. Он ответил, что было бы позором сидеть дома, празднуя свадьбу и ожидая рождения детей, когда он уже избран греками главнокомандующим в борьбе с персами и непобедимая армия его отца готова к походу[959]. Это было мудрым политическим решением. Женитьба Филиппа накануне его собственной персидской экспедиции повергла царскую семью в смятение, и Александр не хотел совершить ту же ошибку. Теперь Олимпиада снова заняла главенствующее положение во дворце, и во время отсутствия Александра дома у него не могло быть союзника надежнее. Несмотря на год тяжелых боев, в течение которых армия прошла более двух тысяч километров, Александр оставался полон решимости побеждать[960]. Европа была наследием Филиппа, Александр же желал собственных завоеваний. Он взывал к честолюбию воинов, напоминая о богатстве и славных испытаниях, которые их ждали. Решение было принято. Весной македонское войско должно было отправиться на Восток.В начале октября в Дионе с должной пышностью отмечали конец македонского года. У алтаря Зевса Олимпийского, в тени величественного Олимпа, приносили щедрые жертвы, мясо раздавали всем присутствующим. Просторный шатер, способный вместить сотню пиршественных лож, был поставлен для царского торжества, вероятно, на открытой площадке между городом, театром, рекой Бафирой (Геликон) и святилищем Зевса Олимпийского – участке зелени, окаймленном желтыми и рыжими тонами осенней листвы. Александр угощал Спутников, послов и других гостей на пышных пирах, точно так же, как много раз на его глазах это делал в прошлом его отец. Обильная добыча из Фив была роздана при очередном вручении щедрых подарков, каждый из девяти дней празднеств был посвящен отдельной музе, и в их честь устраивались спортивные, драматические и художественные конкурсы, вызывающие восторги толпы. Торжества продолжились в Эги, дурные воспоминания об убийстве Филиппа растворились в море веселья. Александр показал себя способным преемником.