Молодой Александр

На въезде в современную деревню Херония, расположенную на другой стороне долины, находится еще одно массовое захоронение. Оно отмечено колоссальной статуей льва, обращенного к македонскому кургану на северо-востоке. Во время раскопок в 1880 году в прямоугольной ограде вокруг основания статуи было обнаружено 254 скелета, мужчины были уложены аккуратными рядами, «фалангой мертвецов», как назвал это один историк[602]. Поскольку число умерших близко к 300, обычно считают, что здесь лежат воины Священного отряда. Отчеты о раскопках неполны, хотя недавно были обнаружены некоторые оригинальные рисунки расположения скелетов и общего вида братской могилы[603]. Проводивший первые раскопки археолог вскоре умер, и его записи были утеряны. Известно, что шесть ящиков с костями отправили в Археологический музей в Афинах, но их местонахождение тоже неизвестно. Однако для изучения сохранилась небольшая коллекция останков: набор костей, который, как полагают, принадлежит группе от 12 до 18 человек. Они дают представление о жестокости войн IV века до н. э. и о сокрушительном ужасе македонской военной машины в действии[604].

Из десяти наборов останков все, кроме одного, имеют признаки черепно-мозговой травмы. На трех черепах остались следы ударов мечом сверху, что соответствует кавалерийской атаке, на одном – колотая рана, нанесенная острием копья. Воин, упавший на землю, похоже, был растоптан наступающими македонянами, однако кто-то нашел время, чтобы убедиться в неизбежности его смерти. Другой умер от удара большим тупым предметом, вероятно, краем щита, который врезался ему в лицо снизу вверх, отделив его от черепной коробки. Череп, обозначенный как «Гамма 16», представляет собой самый жуткий образец: прямой удар меча поперек лба и второй, тыльной стороной клинка кавалериста, который промчался мимо этого человека и начисто срезал ему лицо. Многочисленные рубленые раны на ногах и иногда отсеченные ступни позволяют предположить, что тела были изуродованы после смерти. Легко увлечься романтикой древних сражений: славные деяния победителей, блестящая хореография подразделений на поле боя в успешных голливудских фильмах. Это идеализированное далекое прошлое, но найденные кости возвращают нас к реальности: хаосу, отчаянию, тяжелым ранам, увечьям и ужасающим актам насилия, которые сопровождали каждую победу македонян. Война, независимо от того, в какие времена она происходит, – это ад.

После того как обязанности перед мертвыми были исполнены, Филипп и его люди устроили праздник. Это был способ сбросить напряжение и на время забыть о невзгодах, сопровождавших кампанию. Воодушевленный вином и победой, царь возглавил комос, пьяную процессию через скопление афинских военнопленных. Один из них, оратор Демад, упрекнул Филиппа в бесчувственности. Античные авторы приписывают ему такие слова: «О царь, когда судьба выбрала тебя на роль Агамемнона, неужели тебе не стыдно играть роль Терсита?»[605] Терсит был самым одиозным персонажем «Илиады» из всех, кто штурмовал Трою, причем он был хром на одну ногу, как и Филипп после ранения, так что оскорбление попало в цель и сумело задеть царя за живое[606]. Он сбросил гирлянду и мгновенно переменил свое поведение. Юстин, однако, фиксирует альтернативную версию, согласно которой Филипп ловко скрывал свою радость от победы, не смеясь за обедом, не позволяя устраивать игрища и отказавшись от гирлянды и ароматных притираний: «Насколько мог, он побеждал, не заставляя никого чувствовать, что был завоевателем»[607]. Эта версия кажется более вероятной, поскольку согласуется с его общим великодушием к афинянам на протяжении всего его правления. Тем не менее в какой-то момент он заговорил с Демадом, которого отправил в Афины с македонскими посланниками для начала мирных переговоров.

Город впал в отчаяние, получив известия из Херонеи. Женщины выходили на пороги домов, отчаянно выпытывая у прохожих новости о своих близких. Надежды у афинян оставались только на мужчин старше 50, освобожденных от военной службы. Плотно завернувшиеся в плащи, они шаркали по улицам, сознавая важность своей новой роли. Оскудевшее городское собрание поспешно проголосовало за ряд решительных мер подготовки к тому, что они считали неизбежным – нападению Македонии: освобождение рабов, предоставление гражданства проживающим в Афинах иностранцам (метекам), призвание в город прежних изгнанников. Один из современников позже утверждал, что вид собрания, принимающего такие акты, несомненно, взволновал бы любого зрителя и довел бы его до слез сочувствия к страданиям афинян[608]. Все мужчины были заняты срочными делами: копали рвы, возводили частокол. Все ожидали осады. Женщин и священные предметы эвакуировали в афинский порт Пирей, а ближайшим союзникам разослали просьбы о помощи. Но опасения афинян оказались напрасными. Демад по прибытии дал им понять, что Филипп желает мира.