Молодые львы

Я прочитал некоторые письма, которые ты отправлял домой, и они возмутили меня до глубины души. Конечно, ты старше меня и дольше подвергался воздействию всех этих идиотских идей, которые исповедовала Европа. Поэтому твои письма и были переполнены рассуждениями о всеобщем мире и процветании, которые должно принести с собой победоносное окончание войны. Эти байки годятся для политиков и женщин, но солдат должен смотреть глубже. Солдату не нужен мир, ведь в мирное время ему только одна дорога – на биржу труда. И он должен знать, что для всех процветания добиться невозможно. Мы можем процветать только в том случае, если Европа будет прозябать в нищете, и такое положение вещей солдат должен лишь приветствовать. Неужели я хочу процветания для безграмотного поляка, который, упившись картофельным самогоном, валяется в грязи на деревенской улице? Надо мне, чтобы вонючий пастух в Доломитах стал богачом? Разве мне хочется, чтобы толстый грек-гомосексуалист преподавал право в Гейдельбергском университете? Зачем мне это? Мне нужны слуги, а не конкуренты. А если не слуги, то трупы. О всеобщем мире и процветании мы все еще говорим только потому, что в определенной мере остаемся политиками. Мы, немцы, стараемся продать себя миру ради никому не нужного и уже выброшенного на свалку истории вотума доверия. Но через десять лет мы покажем, какие мы на самом деле: солдаты, и ничего больше. И тогда мы избавимся от всей этой словесной шелухи. Единственный реальный мир – это мир солдата. Любому другому место на библиотечной полке. Потому что не мир это, а пустые слова и вышедшие в тираж принципы. Мелочные желания и напыщенные речи за банкетным столом, вгоняющие гостей в сон. Десять тысяч полок с книгами не остановят один танк. Библия, должно быть, переиздавалась миллион раз, но патруль из пяти человек на бронеавтомобиле, прибывший в какую-нибудь украинскую деревню, может в течение получаса пятьдесят раз нарушить все десять заповедей и отпраздновать завершение удачного дня двумя ящиками трофейного вина.

Война – самое увлекательное занятие из придуманных человечеством, потому как оно наиболее полно отвечает нашей сущности, ибо по природе своей человек – хищник и эгоист. Я имею право на такие слова, потому что ради них отдал свое лицо, и никто не сможет обвинить меня в том, что я славлю войну, сидя в глубоком тылу.

Я думаю, мы не проиграем эту войну, поскольку не можем себе такого позволить. Но если это случится, причиной будет наша недостаточная жестокость. Если бы мы объявляли всему миру, что за каждый день войны будем убивать сто тысяч европейцев, и выполняли бы свое обещание, как ты думаешь, сколько продлилась бы война? Я говорю не о евреях – все привыкли к убийствам евреев и в той или иной степени тайно радуются нашим успехам в решении этого вопроса. Да и запас евреев в конце концов истощится, как бы тщательно мы ни проверяли родословные наших бабушек. Нет, я веду речь о европейцах: французах, поляках, русских, голландцах, англичанах – обо всех военнопленных. Нам следует печатать на хорошей бумаге списки убитых с их фотографиями и сбрасывать эти списки на Лондон вместо бомб. Мы страдаем только потому, что поведению нашему недостает зрелости нашей философии. Мы убиваем Моисея, но притворяемся, что терпим Христа, и из-за этого бездумного притворства рискуем потерять все.

Перешагнув через угрызения совести, мы станем самым великим народом в истории Запада. Мы можем подняться на вершину величия и без этого, но тогда наш путь займет больше времени и потребует больших усилий. Тащить за собой цепляющийся за дно якорь – нелегкий труд.

Все это я говорю тебе только потому, что ты возвращаешься в армию, а я нет. За последние месяцы мне предоставилась возможность хорошенько обдумать эти проблемы, и теперь мне нужны апостолы. После Первой мировой войны раненый ефрейтор поднял Германию с колен и спас ее от поражения. После этой войны Германии, возможно, потребуется раненый лейтенант, чтобы спасти ее от победы. Ты можешь писать мне с фронта, а я, лежа здесь, на больничной койке, в ожидании, когда мне залечат лицо, буду знать, что мои усилия не пропали зря. Я моложе тебя по возрасту, но гораздо старше по уму, потому что с пятнадцати лет я целенаправленно шел к поставленной цели. Ты же плыл по течению, менял убеждения, поддавался сентиментальности и в результате так и не переступил черты, отделяющей юношу от мужчины. В современном мире человеком разумным может считаться только тот, кто научился сразу и без колебаний доводить любое дело до логического завершения. Мне это уже под силу, тебе еще нет, и если ты этому не научишься, то так и останешься ребенком среди взрослых.