Молодые львы

Кристиан оглядел полутемный зал. Обычные правила на французском и немецком, касающиеся продажи спиртного. Указание, что по вторникам и четвергам в кафе продают только аперитив. Сегодня как раз четверг, не без труда вспомнил Кристиан, но поскольку четверг этот особенный, возможно, на него не распространяется инструкция, подписанная министром французского правительства в Виши. Во всяком случае, министр, подписавший эту инструкцию, сейчас драпает со всех ног и наверняка не отказался бы от рюмки коньяка. В этот вечер соблюдался только один закон – закон бегства, а единственной действующей властью оставались пушки 1-й и 3-й американских армий. Их еще не слышали, но уже чувствовали в этой части страны, и все склонились перед этой смертоносной силой.

Старик француз, шаркая, принес рюмку коньяка. У него была борода, как у иудейского пророка, изо рта отвратительно воняло гнилыми зубами. Неужели даже здесь, подумал Кристиан, в этим тихом, прохладном месте, не уйти от запаха гнили и тлена?

– Пятьдесят франков. – Старик наклонился к Кристиану, не выпуская рюмку из руки.

Кристиан уже хотел поспорить со стариком из-за цены. Французы, думал он, из всего стремятся извлечь выгоду, из победы и поражения, наступления и отступления, дружбы и вражды. Господи, пусть теперь американцы насладятся их компанией. Посмотрим, как им понравятся эти лягушатники. Он швырнул на стол пятьдесят франков – потрепанные клочки бумаги, отпечатанные немецкой армией. Ему-то от этих денег пользы никакой. Кристиан усмехнулся: пусть владелец кафе попробует купить на них что-нибудь у новых завоевателей.

Старик собрал бумажки, сложил их и потащился обратно за стойку. Кристиан покрутил рюмку в руках, не торопясь приняться за коньяк, довольный тем, что он спокойно сидит, его ноги отдыхают, а плечи опираются о деревянную спинку стула. Он оглядел посетителей в кафе. Полумрак не позволял рассмотреть лица людей, но никто не разговаривал, все задумчиво сидели, прихлебывая из рюмок, словно чувствовали, что в следующий раз выпить им придется очень нескоро, а потому хотели сохранить в памяти вкус напитка и вызываемые им приятные ощущения.

Кристиану вспомнилось другое кафе, в Ренне. Как же давно это было. Несколько солдат, шумливых, веселых, богатых, расстегнув кители, пили дешевое шампанское. Здесь вот никто не пил шампанское, никто не шумел, если кто-то и говорил, то вполголоса, задавая короткие вопросы и получая в ответ односложное «да» или «нет». Завтра мы все умрем? Что сделают с нами американцы? Дорога на Ренн не перерезана? Ты знаешь, что случилось с танковой дивизией Лера? А что передает Би-би-си? Война еще не закончилась? Уже закончилась? Продолжая крутить рюмку в руках, Кристиан попытался представить себе, что же произошло за эти долгие годы с рядовым-сапером, на которого он потребовал наложить дисциплинарное взыскание за нарушение субординации и недостойное поведение в общественном месте. Наверное, его на месяц лишили увольнительной. Кристиан усмехнулся и положил одну руку на велосипед. Хорошо бы сейчас провести месяц в казарме. Оставить бы на месяц в казармах за это самое недостойное поведение 1-ю американскую армию, 8-ю воздушную, всех австрийцев, которые служили в немецкой армии…

Он пригубил коньяк. Да уж, настоящим коньяком здесь и не пахло. Скорее всего сварганили его дня три тому назад из обычного спирта. Французы, жалкие французы. Кристиан с ненавистью посмотрел на старика за стойкой. Теперь-то он понимал, что этого бедолагу посадили сюда на недельку, не дав спокойно дожить свой век. Наверное, все это проделали приземистый толстяк и его жирная, потная жена, которым принадлежало кафе. Должно быть, они смекнули, что к чему, как только в городке появились первые отступающие немцы. Вытащили старика из-за печки и поставили за стойку в полной уверенности, что даже немцы не станут вымещать свою злость на такой древней развалине. Наверное, владелец кафе и его жена сидят сейчас на каком-нибудь чердаке, едят телячьи отбивные с салатом, пьют хорошее вино, а может, уже забираются в постель, чтобы слиться в жарком чесночном объятии. Кристиану вспомнилась Коринн из Ренна, с ее пышным телом, руками молочницы и жесткими, похожими на паклю крашеными волосами. Владелец кафе и его жена, уютно устроившись на пуховой перине, небось посмеиваются сейчас над измученными солдатами, которые платят папочке бешеные деньги за ту бурду, что подают в их заведении, и над всеми мертвыми немцами, валяющимися на дороге, и над американцами, рвущимися к городу, чтобы покупать ту же бурду по еще более высокой цене.

Кристиан уставился на старика. Тот не отвел взгляда. Черные бусинки на сморщенном, древнем лице глядели спокойно, нагло, вызывающе. Этот старик с тысячами ничего не стоящих бумажных франков в кармане, с гнилыми зубами был уверен в том, что переживет половину молодых людей, которые сейчас молчаливо сидели в кафе, принадлежащем его дочери, он радовался при мысли о той судьбе, которая ждет почти плененных и почти мертвых иностранцев, склонившихся в полумраке над грязными столиками.