Молодые львы

Кристиан вскочил на велосипед и покатил на восток. После долгих дней утомительного пешего марша он, казалось, не ехал, а летел над землей. Ноги легко крутили педали, мягкий, прохладный утренний ветерок обдувал щеки, нежная зелень листвы по обе стороны дороги радовала глаз. Нынче, думал он, ездят не только офицеры.

Дороги Франции, похоже, строились в расчете на велосипедистов. Ровные, мощеные, без крутых подъемов. По такой дороге человеку не составит труда наматывать в день по две сотни километров…

Кристиан вновь почувствовал себя молодым и сильным, и впервые с тех пор, как он увидел первый спускающийся с неба планер, у него даже забрезжила надежда на спасение. А полчаса спустя, катя вниз по склону между двумя полями зреющей пшеницы, он вдруг поймал себя на том, что насвистывает какую-то мелодию, весело и непринужденно, словно на прогулке во время отпуска.

Весь день Кристиан ехал по дороге, ведущей в Париж. Он обгонял солдат, плетущихся на своих двоих, едущих на тяжелых крестьянских телегах, доверху нагруженных картинами, мебелью, бочками с сидром. Во Франции ему уже приходилось видеть беженцев, это было давно, но тогда по дорогам брели настоящие беженцы, женщины, дети, старики, и тащили они свой нехитрый домашний скарб – матрасы, кастрюли, стулья – только потому, что рассчитывали обосноваться с ним в каком-то другом месте. Теперь же исполнять роль беженцев довелось солдатам немецкой армии, молодым мужчинам в форме и при оружии, которые могли надеяться лишь на то, что кто-то из офицеров остановит их, превратит в более или менее боеспособную часть и выведет на новый рубеж обороны. Чтобы они защитили его или… сдались американцам, которые, по слухам, смыкали кольцо окружения, наступая со всех сторон. В любом случае картины в золоченых рамах из нормандских замков и старинные светильники не принесли бы им пользы. С каменными лицами, отбросив всякую логику, солдаты разбитой армии стекались к Парижу. Они двигались без офицеров, забыв о дисциплине, не строем, а толпой, оставив танки и самолеты американцам, которые шли следом. Иногда мимо Кристиана проезжал французский автобус с угольным парогенератором, набитый запыленными солдатами, которым приходилось вылезать перед каждым подъемом и выталкивать автобус на вершину. Изредка Кристиану попадался офицер, но офицеры теперь предпочитали молчать, ничем не выделяясь из общего потока.

А природа вокруг радовалась лету. Розовая и красная герань цвела у крестьянских домиков, поля обещали щедрый урожай.

К вечеру Кристиан выбился из сил. В последний раз он ездил на велосипеде много лет назад, а в первые час или два очень уж сильно нажимал на педали. К тому же в него дважды стреляли, и Кристиан, услышав свист пуль, пролетавших над головой, резко увеличивал скорость. Когда на закате дня он въезжал на площадь довольно большого городка, велосипед вилял из стороны в сторону, не желая слушаться руля. Кристиана порадовало, что площадь забита солдатами. Одни сидели в кафе, другие, выбившись из сил, лежали или спали на каменных скамьях перед мэрией, кто-то пытался завести брошенный старый «ситроен» выпуска 1925 года, чтобы проехать на нем хотя бы несколько километров. На этой площади Кристиан чувствовал себя в полной безопасности.

Он слез с велосипеда, который уже успел превратиться в хитрого и злобного врага. Эта французская машина словно обрела разум и пять или шесть раз пыталась сбросить его на землю то на поворотах, то на небольших ухабах.

Кристиан шел рядом с велосипедом, с трудом переставляя натруженные, негнущиеся ноги. Солдаты, сидевшие или лежавшие на площади, окидывали его безразличным взглядом, а потом отводили глаза. Кристиан крепко сжимал рукоятки руля, отдавая себе отчет в том, что любой из этих изнуренных людей с холодными, ненавидящими всех и вся глазами при первой же возможности без лишних раздумий убил бы его за этот руль и пару колес.

Ему очень хотелось лечь и поспать несколько часов, но он не решался хоть на секунду сомкнуть глаза. После выстрелов на дороге Кристиан дал себе зарок не ночевать в одиночку в каких-нибудь тихих, укромных местах. От шныряющих по лесам и полям французов спасти могла только толпа. Но он не мог ночевать и здесь, в городе, среди других солдат, потому что знал: проснувшись, велосипеда он не обнаружит. Да и он сам, предоставься ему такая возможность, украл бы велосипед у спящего, даже у самого генерала Роммеля. И у него не было оснований полагать, что эти отчаявшиеся солдаты, оккупировавшие городскую площадь, будут более разборчивыми.

Надо выпить, решил Кристиан. Выпить чего-нибудь крепкого. Алкоголь придаст сил.

И он вошел в открытую дверь кафе, ведя рядом велосипед. Солдаты, сидевшие за столиками, нисколько не удивились, словно привыкли к немецким сержантам, заходящим в кафе с велосипедами, с лошадьми или заезжающим в него на бронеавтомобилях. Кристиан аккуратно приставил велосипед к дальней стене, подпер заднее колесо стулом, тяжело опустился на него, махнул старику за стойкой.

– Коньяк. Двойной коньяк.