Молот ведьм

Я покивал. Это была огромная сумма. Почти невообразимая для вашего нижайшего слуги. Особенно учитывая то, что, торгуясь, ее можно было по крайней мере удвоить. Этой суммы хватило бы на дом в Хезе и солидных размеров сельское поместье.

Но идеи нельзя купить за деньги. Ваш нижайший слуга всегда был лишь простодушным наивным человеком, который не мог справиться с проблемами повседневной жизни. Даже когда весь оркестр фальшивил, я старался играть чисто – так, как эту чистоту понимал слабым своим разумом.

– Я не слышал этих слов, господин Шпрингер. Не ухудшайте своей ситуации, делая неприемлемые предложения. Беда пришла в этот город, когда некто начал забавляться здесь черной магией. Теперь для вас наступает время очищения. Возможно, болезненного, но спасительного. Когда-нибудь вы поймете. И уже не станете путать лекарство с болезнью.

Он кивнул, не переубежденный, а потом встал. Сгорбленный, с искривленными печалью губами.

– Я знал вас столько лет и полагал, будто вы хороший человек, хоть и инквизитор.

– Я – не хороший человек. Я – слуга Божий, молот ведьм и меч в руке Ангелов. Вам следует об этом помнить, Шпрингер. Всегда помнить об этом.

Некоторое время он смотрел на меня, а потом повернулся и вышел из комнаты, тихонько прикрывая за собой дверь. Я же взял кубок с вином и приблизился к окну. Со второго этажа был виден весь Биарритц: дома, улицы, сады. Я смотрел на все это с печалью, хотя, в отличие от Шпрингера, надеялся, что не многое здесь изменится, даже когда прибудет инквизиция.

Я был более чем уверен, что дочка Шульмайстера имела врожденный талант, силу которого она и сама до конца не представляла. Но также не подлежало сомнению, что купец знал о ее выходках и, несмотря на это, не решил дело так, как следовало благочестивому христианину. А ведь Писание говорит вполне ясно: «Если правая твоя рука соблазняет тебя, отсеки ее и брось от себя»[13]. Маленькая Шульмайстер убила Линде, используя темное искусство. Почему? Что же, выясним сие во время следствия. Может, любила Угольда Плеснявого? Может, протянулась между теми людьми – мужчиной и слабой болезненной девочкой – нить понимания? Может, у девочки даже были доказательства его невиновности и она не хотела мириться с несправедливым приговором? И кто теперь это знает? И кому в действительности есть до всего этого дело?

В ответ на собственные мысли я вздохнул, потом допил вино и прочитал короткую молитву к Господу, благодаря Его, что в своей бессмертной любви вновь дал мне шанс служить добру и закону, совершая верный выбор.

Эпилог

Мне осталось закончить только одно дело. Ничего, кроме мелкого злорадства, вероятно, недостойного моей профессии, но я не мог его сдержать.

Днем ранее я приказал вызвать некоего человека, о котором точно знал, что он находится в Биарритце. Был это мужчина, отличавшийся резким и злым чувством юмора и острым языком, я же некогда этот язык ему сохранил. С тех пор оставался за ним должок, и теперь я решил оный должок взыскать. Кроме того, я не сомневался: этот человек поможет мне добровольно, а не по принуждению, и вдобавок будет восхищен выходкой, которую мы с ним провернем.

Вечером я ждал в своей комнате Риту и лениво попивал чересчур сладкое винцо из запасов бургграфа. Услышал стук и задул свечи, оставив лишь тройной подсвечник на столе у зеркала. Открыл дверь.

– Я пришла поблагодарить тебя, Мордимер, – Рита встала на пороге, а в голосе ее я отчетливо различил страстную нотку. – Ты все же спас мне жизнь.

Я отступил в комнату и пригласил гостью войти, после закрыл дверь и предложил сесть на софу. Рита была действительно красива, алое же платье эту красоту удачно подчеркивало.

Что ж, насколько я знал своих братьев-инквизиторов, алый вскоре станет в Биарритце модным цветом. И всему виной – похоть и жажда женщины испытать новые чувства, женщины, полагавшей, будто талант, красота и слава ставят ее выше остальных смертных. Но, может, было это правдой? К тому же, если бы Рита спасла осужденного, не скоро узнали бы, что в Биарритце действует адепт темного искусства.

Да-да, всемогущий Господь в силах перековать зло в добро и заставить даже подлейшее существо служить Его целям.

– Кто знает? – ответил я. – Быть может, на тебя бы и не обрушилась…

– Налей вина, пожалуйста, – прервала она меня. – Мы ведь оба знаем, что бы случилось.

Я взял стройный хрустальный бокал и наполнил его. Подал.

Она попробовала и усмехнулась:

– Люблю сладкие вина. А ты?

– Я пил слишком много плохих, чтобы критиковать те, которые хранятся в погребах знати.

– Может, оно покажется слаще, если выпьешь из моих уст?

Я склонился над ней. Губы ее были мягкими и влажными, а волосы пахли тяжелыми духами, словно она была окутана дымом восточных благовоний. Почувствовал ее ладонь на затылке. Она притянула меня поближе, и мы оба упали на софу. Я сильно обнял ее и, целуя, дотронулся рукой до ее груди. Рита придержала мою руку.