Читаем Момент Макиавелли. Политическая мысль Флоренции и атлантическая республиканская традиция полностью

Все это и в самом деле общеизвестно, но Гвиччардини начинает играть с двойным смыслом слова naturale. Применительно к формам правления оно может означать «выборное», «наследственное» или просто «соответствующее характеру и наклонностям подданных». Гвиччардини стремится так обойти его двусмысленность, чтобы, с одной стороны, не одобрять представления, что какая-либо из форм сама по себе лучше любой иной, а с другой, не принимать утверждения Савонаролы, что исторически обусловленная «природа» флорентийцев требует режима, предполагающего широкое народное участие. Он заставляет Бернардо, отвечающего Пьеро, согласиться с тем, что правителю, чье положение является naturale или основано на elezione e volunta485, нет нужды творить зло, если только к этому не побуждает его невежество или собственная mala natura486. Тогда как тому, чья власть изначально принудительна или основана на узурпации, часто приходится для удержания ее совершать поступки, противные его собственной нравственной природе, как это неоднократно можно наблюдать на примере Козимо и Лоренцо де Медичи487. Но теперь мы разграничили место сосредоточения власти, правомерность ее обретения, нравственный облик правителя и – косвенно – свойства подданных, доставшиеся им по наследству. Поскольку все это определяется различными употреблениями таких слов, как natura и naturale, очевидно, что ни одна из форм правления не является доброй или дурной по природе и что нам следует искать другие критерии. Если представить себе наследного государя, который правит несправедливо, и узурпатора, который правит справедливо, или, – поскольку Каппони возражает, что последнее невозможно себе представить, – допустить, что оба они правят несправедливо, то станет ясно: мы оцениваем конкретное правление по его последствиям (effetti), а не по истокам или определяющим признакам (по тому, что мы, скажем так, видим на выходе, а не на входе)488.

Бернардо продолжает обосновывать свою позицию. Он говорит: если рассматривать различные формы правления теоретически, то, безусловно, следует сказать, что добровольное установление власти предпочтительнее принудительного, ибо в этом случае ее natura не заключает в себе necessità дальнейшего насилия. Однако когда речь заходит о конкретных случаях и действительном правлении, мы должны опираться на опыт: необходимо наблюдать, как они функционируют, и оценивать последствия установленной в них формы правления в соответствии с очевидными нормами морали и полезности, прежде чем мы решим поставить одну из них выше остальных489. Здесь возникает явное затруднение, если мы говорим о mutazione, замене старой формы правления новой. Последствия первой мы можем наблюдать, последствия второй – лишь предугадывать490. Оспаривая доводы Гвиччардини, мы можем сказать, что истоки первой мы можем не принимать в расчет, тогда в случае последней их надо учитывать уже в самом прогнозе. Перед Бернардо теперь стоит задача объяснить природу и методы прогнозов в политике. Он сообщает собеседникам, что, прожив долгое время во Флоренции, он глубоко вникал в жизнь города как участник и наблюдатель, часто говорил с людьми, обладающими обширным опытом. Он полагает, что достаточно изучил природу (natura, это слово повторяется несколько раз) людей, граждан этого города, и сам город в целом (universalmente), чтобы хорошо предсказать последствия установления любого устройства (modo di vivere). Он может ошибаться в частностях (particulari), но в общих принципах (universali) и в том, что касается сути, он надеется почти не допустить ошибок491. Если он в чем-то заблуждается, его могут поправить люди помоложе, которым, возможно, недостает его лет и опыта, но которые, в отличие от него, прилежно читали историю разных народов и могли собеседовать с мертвыми, тогда как он разговаривал лишь с живыми. Уроки истории подкрепятся уроками опыта, потому что все, что есть, уже было некогда, и все, что было, повторится снова. Единственная трудность заключается в том, чтобы распознать это и не впасть в заблуждение, посчитав его чем-то новым. В решении этой задачи Бернардо и его собеседники должны действовать совместно. Он не уточняет, приобретаются ли качества ума, необходимые для распознавания повторяющихся явлений и предугадывания их последствий, благодаря образованию или только с помощью опыта492.

Перейти на страницу:

Все книги серии Интеллектуальная история

Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века
Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века

Книга профессора Гарвардского университета Роберта Дарнтона «Поэзия и полиция» сочетает в себе приемы детективного расследования, исторического изыскания и теоретической рефлексии. Ее сюжет связан с вторичным распутыванием обстоятельств одного дела, однажды уже раскрытого парижской полицией. Речь идет о распространении весной 1749 года крамольных стихов, направленных против королевского двора и лично Людовика XV. Пытаясь выйти на автора, полиция отправила в Бастилию четырнадцать представителей образованного сословия – студентов, молодых священников и адвокатов. Реконструируя культурный контекст, стоящий за этими стихами, Роберт Дарнтон описывает злободневную, низовую и придворную, поэзию в качестве важного политического медиа, во многом определявшего то, что впоследствии станет называться «общественным мнением». Пытаясь – вслед за французскими сыщиками XVIII века – распутать цепочку распространения такого рода стихов, американский историк вскрывает роль устных коммуникаций и социальных сетей в эпоху, когда Старый режим уже изживал себя, а Интернет еще не был изобретен.

Роберт Дарнтон

Документальная литература
Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века
Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века

Французские адвокаты, судьи и университетские магистры оказались участниками семи рассматриваемых в книге конфликтов. Помимо восстановления их исторических и биографических обстоятельств на основе архивных источников, эти конфликты рассмотрены и как юридические коллизии, то есть как противоречия между компетенциями различных органов власти или между разными правовыми актами, регулирующими смежные отношения, и как казусы — запутанные случаи, требующие применения микроисторических методов исследования. Избранный ракурс позволяет взглянуть изнутри на важные исторические процессы: формирование абсолютистской идеологии, стремление унифицировать французское право, функционирование королевского правосудия и проведение судебно-административных реформ, распространение реформационных идей и вызванные этим религиозные войны, укрепление института продажи королевских должностей. Большое внимание уделено проблемам истории повседневности и истории семьи. Но главными остаются базовые вопросы обновленной социальной истории: социальные иерархии и социальная мобильность, степени свободы индивида и группы в определении своей судьбы, представления о том, как было устроено французское общество XVI века.

Павел Юрьевич Уваров

Юриспруденция / Образование и наука

Похожие книги

Холодный мир
Холодный мир

На основании архивных документов в книге изучается система высшей власти в СССР в послевоенные годы, в период так называемого «позднего сталинизма». Укрепляя личную диктатуру, Сталин создавал узкие руководящие группы в Политбюро, приближая или подвергая опале своих ближайших соратников. В книге исследуются такие события, как опала Маленкова и Молотова, «ленинградское дело», чистки в МГБ, «мингрельское дело» и реорганизация высшей власти накануне смерти Сталина. В работе показано, как в недрах диктатуры постепенно складывались предпосылки ее отрицания. Под давлением нараставших противоречий социально-экономического развития уже при жизни Сталина осознавалась необходимость проведения реформ. Сразу же после смерти Сталина начался быстрый демонтаж важнейших опор диктатуры.Первоначальный вариант книги под названием «Cold Peace. Stalin and the Soviet Ruling Circle, 1945–1953» был опубликован на английском языке в 2004 г. Новое переработанное издание публикуется по соглашению с издательством «Oxford University Press».

А. Дж. Риддл , Йорам Горлицкий , Олег Витальевич Хлевнюк

Фантастика / История / Политика / Фантастика / Зарубежная фантастика / Образование и наука / Триллер
История политических учений. Первая часть. Древний мир и Средние века
История политических учений. Первая часть. Древний мир и Средние века

  Бори́с Никола́евич Чиче́рин (26 мая(7 июня) 1828, село Караул, Кирсановский уезд Тамбовская губерния — 3 (17) февраля1904) — русский правовед, философ, историк и публицист. Почётный член Петербургской Академии наук (1893). Гегельянец. Дядя будущего наркома иностранных дел РСФСР и СССР Г. В. Чичерина.   Книга представляет собой первое с начала ХХ века переиздание классического труда Б. Н. Чичерина, посвященного детальному анализу развития политической мысли в Европе от античности до середины XIX века. Обладая уникальными знаниями в области истории философии и истории общественнополитических идей, Чичерин дает детальную картину интеллектуального развития европейской цивилизации. Его изложение охватывает не только собственно политические учения, но и весь спектр связанных с ними философских и общественных концепций. Книга не утратила свое значение и в наши дни; она является прекрасным пособием для изучающих историю общественнополитической мысли Западной Европы, а также для развития современных представлений об обществе..  Первый том настоящего издания охватывает развитие политической мысли от античности до XVII века. Особенно большое внимание уделяется анализу философских и политических воззрений Платона и Аристотеля; разъясняется содержание споров средневековых теоретиков о происхождении и сущности государственной власти, а также об отношениях между светской властью монархов и духовной властью церкви; подробно рассматривается процесс формирования чисто светских представлений о природе государства в эпоху Возрождения и в XVII веке.

Борис Николаевич Чичерин

История / Политика / Философия / Образование и наука