Момент Макиавелли. Политическая мысль Флоренции и атлантическая республиканская традиция

Таким образом, утратив связь с благодатью, республика и ее добродетель потеряли универсальность и сразу стали конечными с пространственной, временной и – для усиления контраста можно также сказать – «исторической» точки зрения. Во времени и пространстве существовало множество республик, и добродетель каждой из них поддерживалась добродетелью остальных. Признавать это означало задаваться вопросом: каким образом республика (в большей степени, чем отдельный государь) способна реформировать Италию, уже отчасти состоящую из республик? Савонарола мог представлять, как Флоренция преобразовывает мир лишь в апокалиптическом контексте и только в категориях, суливших ей, по-видимому, земные богатства и власть. Для Макиавелли этот путь был закрыт, и отношения республики с другими республиками представляли собой по-настоящему сложную проблему. Возможны были конфедерация, гегемония или открытое господство. Если последнее отвергалось как крайне неустойчивое образование, то первая была уязвима для той же критики, что и аристократическая республика: добровольно ограничивать экспансию было слишком опасно. Рим, расширяющаяся демократия, встал на средний путь, и Макиавелли уделяет много места467 анализу и советам, касающимся различных способов, к которым прибегали римляне, подчиняя себе союзников и бывших врагов, но ощутимо не лишая их при этом свободы. Отчасти именно в этом контексте следует рассматривать известное, хотя и не вполне ясное высказывание, что находиться под властью свободного народа хуже, чем находиться под властью государя. Видимо, причина в том, что государь хочет от подданных любви и преданности и потому может взамен с уважением относиться к их обычаям, тогда как свободный народ, будучи морально самодостаточным, стремится лишь полностью подчинить их себе468. Римляне хотели избежать подобной тирании, но Макиавелли не питает иллюзий относительно того, как долго они преуспевали в этом. Они могли поддерживать отношения с некогда свободными республиками Италии. Впрочем, когда под римской властью оказались народы, которые никогда не были вполне свободными и которыми они правили таким же образом, италийцы обнаружили, что их приравняли к жителям варварских провинций469. Таким образом «все республики и гражданские сообщества были подавлены могуществом и военной силой Римской империи», так что к ним уже никогда не вернулась прежняя доблесть. Именно этим, наряду с распространением далеких от мира ценностей, объясняется ослабление любви к свободе, наблюдаемое у современных людей по сравнению с древними. Завоевание римлянами Тосканы окончательно лишило Флоренцию способности развиваться как свободная и стабильная республика470.

Воинская (а значит, и гражданская) доблесть подразумевает одновременно подражание и состязательность. Таким образом, утрата доблести другими народами способствовала угасанию ее в самих римлянах. Отчасти471 в этом контексте Макиавелли высказывает мысль, что количество virtù в мире ограничено472 и когда она окончательно придет в упадок под влиянием коррупции, случится катастрофа, после которой несколько выживших и неиспорченных варваров спустятся с гор и начнут все сначала473. Теория Макиавелли циклична и предполагает замкнутую в человеческом и моральном мире систему (поскольку она не преступает определенных границ), а неостоические интонации заставляют вспомнить об aeternitas mundi474 неортодоксальных последователей Аристотеля. Макиавелли приходит к такому заключению, во-первых, отказавшись принимать в расчет действие благодати, а во-вторых, решив рассматривать доблесть как качество, существующее исключительно в республиках – то есть в ограниченном количестве, пространстве и времени. Нам не следует забывать, что единственной альтернативой aeternitas mundi служила христианская эсхатология. Получается, что сама добродетель, а не только virtù, относящаяся лишь к новым государям, стала теперь людоедом – шекспировской «волчьей звериной алчностью»475, что «пожирает самое себя». Если республика не в ладах с благодатью, это отражается на всем мире. Революционно мыслящий Макиавелли был не советчиком тиранов, а хорошим гражданином и патриотом.