Читаем Момент Макиавелли. Политическая мысль Флоренции и атлантическая республиканская традиция полностью

Идея милитаризации гражданского общества делает «Рассуждения» в некотором важном смысле сочинением еще более опасным для морали, чем «Государь». Государь вел насколько неупорядоченную vivere, что только если он стремился достичь таких же высот, как Моисей и Ликург, он брал на себя обязательство поддерживать гражданскую добродетель в других. Республика могла быть добродетельной с моральной и гражданской точки зрения, только если в отношениях с другими народами сочетала в себе льва и лисицу, человека и зверя. Можно вернуться к встречающемуся в «Государе» образу кентавра455 на более высоком уровне сложности. Осознание этой двойственности, относительно несложное для Полибия, представления которого о Боге, руководящем универсумом в соответствии с принципами справедливости, являлись не столь развитыми, у Макиавелли было непосредственно связано с подспудным отказом рассматривать республику как результат действия благодати. Ее справедливость ограничена пространством и временем; по отношению к другим республикам она могла проявлять лишь virtù militare, а ее способность к этому определялась способностью поддерживать гражданскую доблесть в своих пределах. Доблестные республики воевали друг с другом. Поэтому христианские и гражданские добродетели были несовместимы: смирению и прощению обид не место в отношениях между республиками, где на первом месте стояла защита своего города и стремление поразить его врагов. Макиавелли настаивает, что «если бы… благочестие сохранилось в государях христианского общества в соответствии с замыслом его основателя, то христианские государства и республики были бы более сплоченными и счастливыми, чем теперь»456 и что христианство не запрещает нам любить и защищать свою страну457. В то же время он дает понять, что стремление к блаженству в ином мире заставляет нас переносить оскорбления, нанесенные не только нам, но и нашей республике458, и что гражданские добродетели ближе к процветанию, когда не существует милосердия к врагам и когда поражение города означает для его жителей смерть или рабство459. Последствия vivere civile становятся все более языческими, секулярными и привязанными ко времени. Наиболее полного развития это учение достигает там, где нет другой религии кроме прорицаний и предзнаменований, а также нет ценностей, выходящих за пределы нашей жизни.

Хотя республика не существует в измерении благодати, религия может быть рассмотрена в том же измерении, что и республика. В начале третьей книги мы читаем: всему в сем мире отведен определенный срок, но лишь те вещи следуют предназначению, определенному небесами, которым удается сохранить свой первоначальный порядок или менять его так, чтобы возвращаться к своим основам. Это в особенности справедливо в отношении смешанных тел, таких как республики или религии (sette)460. В каком смысле религию можно считать corpo misto461, Макиавелли не поясняет. Традиционный ответ, который однажды дал Савонарола в отношении церкви, заключался в том, что она представляла собой соединение небесных и земных вещей462. Дабы не оставалось сомнений, что la nostra religione463 можно рассматривать в одном ряду с cose del mondo, Макиавелли анализирует деятельность Франциска и Доминика, подражавших бедности Христа и таким образом восстанавливавших религию verso il suo principio464. Монашеские ордены, основанные святыми, проповедовали, что не дóлжно выказывать неповиновения дурным правителям, предоставив Богу наказать их; в результате дурные правители поступают так, как им заблагорассудится, не боясь наказания, в которое не верят. Под дурными правителями в данном случае подразумеваются развращенные церковные иерархи, а не светские тираны, но это, утверждает Макиавелли, показывает, как религия поддерживалась rinnovazione465, проводниками которой являлись святые466. Невозможно более откровенно иронизировать по поводу реформы монашеских орденов и их попытки восстановить бедность клира. Маловероятно, чтобы приверженцев учений Франциска и Доминика интересовала свобода или гражданская доблесть их республик.

Перейти на страницу:

Все книги серии Интеллектуальная история

Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века
Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века

Книга профессора Гарвардского университета Роберта Дарнтона «Поэзия и полиция» сочетает в себе приемы детективного расследования, исторического изыскания и теоретической рефлексии. Ее сюжет связан с вторичным распутыванием обстоятельств одного дела, однажды уже раскрытого парижской полицией. Речь идет о распространении весной 1749 года крамольных стихов, направленных против королевского двора и лично Людовика XV. Пытаясь выйти на автора, полиция отправила в Бастилию четырнадцать представителей образованного сословия – студентов, молодых священников и адвокатов. Реконструируя культурный контекст, стоящий за этими стихами, Роберт Дарнтон описывает злободневную, низовую и придворную, поэзию в качестве важного политического медиа, во многом определявшего то, что впоследствии станет называться «общественным мнением». Пытаясь – вслед за французскими сыщиками XVIII века – распутать цепочку распространения такого рода стихов, американский историк вскрывает роль устных коммуникаций и социальных сетей в эпоху, когда Старый режим уже изживал себя, а Интернет еще не был изобретен.

Роберт Дарнтон

Документальная литература
Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века
Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века

Французские адвокаты, судьи и университетские магистры оказались участниками семи рассматриваемых в книге конфликтов. Помимо восстановления их исторических и биографических обстоятельств на основе архивных источников, эти конфликты рассмотрены и как юридические коллизии, то есть как противоречия между компетенциями различных органов власти или между разными правовыми актами, регулирующими смежные отношения, и как казусы — запутанные случаи, требующие применения микроисторических методов исследования. Избранный ракурс позволяет взглянуть изнутри на важные исторические процессы: формирование абсолютистской идеологии, стремление унифицировать французское право, функционирование королевского правосудия и проведение судебно-административных реформ, распространение реформационных идей и вызванные этим религиозные войны, укрепление института продажи королевских должностей. Большое внимание уделено проблемам истории повседневности и истории семьи. Но главными остаются базовые вопросы обновленной социальной истории: социальные иерархии и социальная мобильность, степени свободы индивида и группы в определении своей судьбы, представления о том, как было устроено французское общество XVI века.

Павел Юрьевич Уваров

Юриспруденция / Образование и наука

Похожие книги

Холодный мир
Холодный мир

На основании архивных документов в книге изучается система высшей власти в СССР в послевоенные годы, в период так называемого «позднего сталинизма». Укрепляя личную диктатуру, Сталин создавал узкие руководящие группы в Политбюро, приближая или подвергая опале своих ближайших соратников. В книге исследуются такие события, как опала Маленкова и Молотова, «ленинградское дело», чистки в МГБ, «мингрельское дело» и реорганизация высшей власти накануне смерти Сталина. В работе показано, как в недрах диктатуры постепенно складывались предпосылки ее отрицания. Под давлением нараставших противоречий социально-экономического развития уже при жизни Сталина осознавалась необходимость проведения реформ. Сразу же после смерти Сталина начался быстрый демонтаж важнейших опор диктатуры.Первоначальный вариант книги под названием «Cold Peace. Stalin and the Soviet Ruling Circle, 1945–1953» был опубликован на английском языке в 2004 г. Новое переработанное издание публикуется по соглашению с издательством «Oxford University Press».

А. Дж. Риддл , Йорам Горлицкий , Олег Витальевич Хлевнюк

Фантастика / История / Политика / Фантастика / Зарубежная фантастика / Образование и наука / Триллер
История политических учений. Первая часть. Древний мир и Средние века
История политических учений. Первая часть. Древний мир и Средние века

  Бори́с Никола́евич Чиче́рин (26 мая(7 июня) 1828, село Караул, Кирсановский уезд Тамбовская губерния — 3 (17) февраля1904) — русский правовед, философ, историк и публицист. Почётный член Петербургской Академии наук (1893). Гегельянец. Дядя будущего наркома иностранных дел РСФСР и СССР Г. В. Чичерина.   Книга представляет собой первое с начала ХХ века переиздание классического труда Б. Н. Чичерина, посвященного детальному анализу развития политической мысли в Европе от античности до середины XIX века. Обладая уникальными знаниями в области истории философии и истории общественнополитических идей, Чичерин дает детальную картину интеллектуального развития европейской цивилизации. Его изложение охватывает не только собственно политические учения, но и весь спектр связанных с ними философских и общественных концепций. Книга не утратила свое значение и в наши дни; она является прекрасным пособием для изучающих историю общественнополитической мысли Западной Европы, а также для развития современных представлений об обществе..  Первый том настоящего издания охватывает развитие политической мысли от античности до XVII века. Особенно большое внимание уделяется анализу философских и политических воззрений Платона и Аристотеля; разъясняется содержание споров средневековых теоретиков о происхождении и сущности государственной власти, а также об отношениях между светской властью монархов и духовной властью церкви; подробно рассматривается процесс формирования чисто светских представлений о природе государства в эпоху Возрождения и в XVII веке.

Борис Николаевич Чичерин

История / Политика / Философия / Образование и наука