Затем собеседники объясняют, что, когда Пьеро де Медичи изгнали из города, у них не было намерения учреждать правление, имеющее столь широкую базу, как правление Большого совета. К этому их вынудил Савонарола. В ответ Бернардо говорит, что в таком случае они должны быть очень благодарны монаху. Опыт показал (ha insegnato la esperienzia de’ tempi passati
) и всегда будет показывать (cosí sempre mostrerrà la esperienzia), что во Флоренции не может быть ничего менее устойчивого, чем правление, при котором власть сосредоточена в руках немногих. Через некоторое время оно неизбежно терпит крах и власть переходит либо к одному, либо ко многим498. Последнее более вероятно, так как одному человеку, чтобы взять управление в свои руки, требуются рассудительность, богатство, авторитет, много времени и бесчисленное количество благоприятных обстоятельств – сочетание, которое настолько трудно себе представить в одном человеке, что за всю историю Флоренции этими качествами обладал лишь Козимо де Медичи (слова, о которых их автор вполне мог позднее пожалеть)499. Власть немногих неустойчива в силу природы флорентийцев, которые любят равенство и отвергают господство других над собой. Поэтому немногие всегда разобщены своими амбициями, и поскольку те, кто не принадлежит к узкому кругу (ognuno che non è nel cerchio), ненавидят других за то, что те обладают властью, отказ поддерживать друг друга способствует их краху500.В этом аргументе Гиччардини применяет критерий natura dello universale
501, который незадолго до того отверг, и использует его весьма неожиданно. Мысль, что «вторая натура» флорентийцев сделала их беспокойными гражданами, поборниками равноправия и людьми, стремящимися к участию в отправлении публичной власти, высказывалась в его собственных произведениях и в творениях других мыслителей еще до работы над «Диалогом». Однако, как правило, эти качества приписывались многим и служили доводом в пользу vivere popolare502, ибо свойства, побуждавшие человека желать участвовать в управлении, были тождественны тем, что заставляли его не соглашаться на зависимость от других. Эта идея оставалась ключевой для понимания libertà Гвиччардини. «Природа флорентийцев» действительно относится ко многим (тем, кто вне «узкого круга»), и тем не менее здесь она в гораздо большей степени характеризует немногих. «Круг» честолюбивых людей состязается за главенство, и их «природная любовь к равенству» переходит в отказ проигравших признавать превосходство победителей. Можно подсчитать при помощи разума (ragione) или продемонстрировать на esperienzia, что шансы против того, что подобный режим окажется устойчивым, составляют двадцать к одному503. Не только equalità и libertà изображены как источники саморазрушительных тенденций – столь же суровый приговор вынесен ambizione и стремлению к onore504, которые в более ранних произведениях Гвиччардини называл свойством ottimati, побуждающим их служить свободе, исполняя в обществе роль тех, кто активно содействует общему благу. Все черты «флорентийской натуры», способствующие усилению политической индивидуальности, предстают как характерные не для многих, а для немногих. Здесь его риторика указывает на политическую разрушительность этих черт.