Момент Макиавелли. Политическая мысль Флоренции и атлантическая республиканская традиция

Это аргумент явно прагматический и идеологически заряженный консерватизмом. Изучать и оценивать формы правления можно только в действии и в реальной обстановке. Возникает вопрос: как можно это осуществить? Не будет ли предпочтение в результате отдано существующему или даже предшествующему строю? Признавая равенство исторического знания и знания, основанного на опыте, Гвиччардини избегал придавать существующему непременное превосходство над несуществующим. Однако здесь он уже явно приближается к своей более поздней точке зрения, согласно которой уроки истории, хотя их и нельзя назвать неприменимыми, использовать чрезвычайно сложно. Но из этого практического аргумента можно сделать и другие консервативные выводы. Если мы оцениваем конституции только по их результатам, то в каждом случае мы предположительно будем апеллировать к одному и тому же набору критериев. Впрочем, прекрасно известно, что разные формы правления основаны на разных ценностях, поэтому мы не можем применять прагматический подход, если сначала не приведем эти ценности к общему знаменателю. В этом фрагменте «Диалога» Содерини высказывает тезис, который, как мы видели, был ключевым для флорентийской мысли после 1494–1512 годов: vivere libero естественна для Флоренции, ибо жажда свободы в этом городе является appetito universale493 и начертана в сердцах людей так же, как на их стенах и знаменах. Поскольку философы согласятся, что из трех форм правления лучше всего та, которая наиболее естественна для народа, которому она предназначена, во Флоренции заранее дело решено в пользу народного правления494.

Это утверждение, учитывая лежащую в его основе предпосылку, представляется настолько привязанным к конкретному и particulare, насколько Гвиччардини только мог рассчитывать. Однако он заставляет Бернардо высказать два возражения: во-первых, даже укорененная в природе людей форма правления, хотя в теории она, конечно, предпочтительна, может в отдельных случаях приводить к вредоносным последствиям и, во-вторых, цель libertà – обеспечить не участие каждого на всех уровнях управления, а сохранить строй, фундаментом которого являются закон и общее благо (глагол conservare употребляется в одном предложении дважды), а этой цели легче достичь, когда у власти находится один человек, нежели как-то иначе495. Последний довод вторичен по отношению к первому, в связи с чем встает вопрос: как предугадать вредоносные последствия формы правления, на первый взгляд укорененной в природе людей? Вводя его, Гвиччардини переосмысляет libertà в соответствии с собственными ценностями. Содерини имеет в виду (как утверждал еще недавно, в 1516 году, и сам Гвиччардини496), что опыт существования Большого совета привил (или прививает) представителям флорентийского popolo вкус к непосредственному участию в управлении, который изменил их, так что жизнь в городе уже никогда не станет прежней. Теперь этот аргумент отвергается497, и разговор переходит к оценке подлинного смысла понятия libertà. Предполагается, что у него два значения: он описывает такое положение дел, при котором каждый гражданин максимально полно участвует в принятии решений, а также такое, при котором правят законы, а не люди, и отдельный человек получает социальные преимущества от безличной общенародной власти, а не из рук конкретных людей. Макиавелли использовал в похожем смысле понятие equalità. Эти два определения не являются логически тождественными. Гвиччардини неявно отрицает, что они имеют какое-либо отношение друг к другу. Однако принято было считать, что первое положение дел составляло наилучшую (а радикальные сторонники этой позиции полагали, что единственную) гарантию второго. И коль скоро Бернардо придерживался мнения, что многие могут обладать libertà в смысле легальности и безличности, при этом будучи лишенными libertà в значении participazione, то он должен (вне зависимости от того, можно ли их лишить права на participazione, после того как они однажды его вкусили) показать, как можно сделать такое положение вещей устойчивым. Очевидно, что это подводит нас к известной проблеме: как предотвратить распространение коррупции среди небольшой группы людей, наделенной властью и лишавшей ее других?