Момент Макиавелли. Политическая мысль Флоренции и атлантическая республиканская традиция

Разумеется, это крайнее проявление основанной на чести системы ценностей, которую многие сочли бы типичной для «человека эпохи Возрождения». Однако не следует забывать, что даже здесь onore представляет собой форму гражданской virtù. Она приобретается в служении общему благу. Стремясь к ней и сопутствующим ей ценностям больше любых других, мы провозглашаем первостепенное значение общего блага. Примечательно, что республиканские и патриотические ценности выражаются посредством отвечающих личным интересам идеалов, таких как честь, репутация, благородство, а не посредством разделяемого с другими социального и гораздо более традиционного идеала справедливости. Кроме того, можно заметить, что для Содерини высшая значимость libertà, onore и virtù исторически обусловлена и определена выбором человека, а не присуща ему изначально и по природе как политическому существу. Он возвращается к мысли Бернардо, что при оценке любой формы правления следует учитывать последствия, к которым она ведет, а не то, является ли libertà одним из ее формальных компонентов. Содерини отмечает, что, может быть, это и справедливо для недавно созданного города, но когда город настолько привержен свободе, что она стала частью его естества (здесь используется понятие naturale, а не natura), насильственно лишиться свободы для него совершенно невыносимо568. Как выразился сам Бернардо по другому поводу, это лишило бы город его души. Здесь мы возвращаемся к ключевой концепции флорентийской теории свободы: какая бы форма правления ни была лучшей с теоретической точки зрения, активное участие в правлении по природе присуще Флоренции, но подразумевается при этом, как всегда, «вторичная», «приобретенная» природа.

Содерини признает, что свобода вытекает из самой истории Флоренции, и это роднит его позицию со взглядами Бернардо. Когда он предлагает последнему изложить свои представления о лучшей для Флоренции форме правления, Бернардо не только соглашается исполнить эту просьбу – которую отклонил бы в первой книге, – но и явно стремится к тому, чтобы включить в свою модель идеал свободы Содерини. Он подчеркивает, что речь идет не об абстрактной лучшей форме правления – вероятно, монархии, – о которой можно говорить лишь в связи с недавно основанным городом, а об устройстве, наиболее подходящем для Флоренции как она есть. Здесь имеется в виду город, который настолько «сделал свободу своим призванием», что систему, где исключительную роль играет один или немногие, можно навязать ему только силой. Дабы избежать бед, худшие из которых сулит олигархия, следует возложить надежды на народное правление. Будучи в теории наихудшим из приемлемых форм правления, оно proprio и naturale для Флоренции и в наименьшей степени требует насильственного принуждения. Кроме того, если бы мы думали учредить народное правление в новом городе, то могли бы обратиться к философским доктринам и урокам исторических хроник. Тем не менее, поскольку мы размышляем о городе уже существующем, нам надлежит принимать в расчет «природу, качества, обстоятельства (considerazione), наклонности и, если мы хотим выразить все эти понятия одним словом, нравы (umori – Монтескьё, вероятно, сказал бы esprit) города и его граждан». Знание этих umori нельзя приобрести, изучая историю по книгам. Здесь Гвиччардини проводит свою излюбленную аналогию с врачом, который, хотя и обладает большей свободой, нежели государственный деятель, поскольку может выбрать для пациента любые лекарства, тем не менее прописывает лишь те из них, которые способствуют излечению недуга и которые способен перенести организм пациента «с учетом его состояния и других свойств»569. Не поясняется, как врач приобретает знания о complessione и accidenti, но логично предположить, что из практического опыта.

Предметом разговора становится доктрина случайностей, которая позволяет Бернардо принять предлагаемую Содерини систему ценностей как часть мира, с которым ему приходится иметь дело. Для реальной Флоренции характерна приобретенная вторичная природа, переплетение свойств, сложившихся благодаря опыту, привычке и традиции, которые можно познать лишь эмпирически. Эта ткань вторичных свойств воплощает ценности, на которые ссылается Содерини: equalità, libertà, onore и virtù. Бернардо, в первой книге склонный отвергать их ради скрупулезного анализа предсказуемых последствий конкретных правительственных решений, теперь готов принять их как факты, то есть как ценности, которые флорентийцы (будучи такими, какие они есть) не могут не признавать. Более того, он готов признать их ценностями с той оговоркой, что к этому его побуждает лишь необходимость изучать флорентийскую действительность. Он относится к ценностям эмпирически; он согласен построить модель правления, основанную на гражданской virtù, поскольку благоразумно учитывать особенности натуры флорентийцев, одним из элементов которой является приверженность virtù.