Момент Макиавелли. Политическая мысль Флоренции и атлантическая республиканская традиция

Таким образом, дабы проанализировать оставшуюся часть текста Гвиччардини, мы должны посмотреть, как диалог между virtù и рассудительностью порождает идеи, ставшие ключевыми для традиции республиканского конституционализма. Подобная интерпретация будет поддерживать тезис о том, что данная традиция во многом уходит корнями в политическую теорию Аристотеля, понятую как «наука о добродетели». Как и в случае с «Рассуждениями» Макиавелли, мы оказываемся в концептуальном мире, связанном с такими формализованными теориями, как циклическая модель Полибия, но не зависящем от них. Одно из главных отличий обоих флорентийцев от их античных учителей заключается в том, что первые уделяют особое внимание родственным темам армии и гражданской добродетели. В начале второй книги Гвиччардини переосмысляет понятие virtù. Собеседники заговаривают о возможности возродить во Флоренции традицию гражданской милиции. Каппони утверждает, что народному правлению лучше, чем полагает Бернардо, удается сохранить власть города над окружающими территориями, потому что оно воодушевит и привлечет к активному участию больше граждан, чем governo stretto, особенно если они вновь получат в руки оружие546. Бернардо – что вызывает некоторое удивление, если в его речи мы должны слышать интонации самого Франческо Гвиччардини, – соглашается, не выражая особенного скепсиса, хотя характерным для него образом не прибегает к аргументу, что несение каждым военной службы способствует развитию virtù отдельного человека. Он считает гражданскую армию выгодной для народного правления по двум причинам: во-первых, она обеспечивает городу победу над врагами, несмотря на внутренние конфликты, к которым он предрасположен, а во-вторых, обретенные potenzia e virtù во многом нейтрализуют слабости народного правления, потому что вооруженное государство испытывает меньшую нужду в vigilanzia и industria547, которые могут сообщить ему лишь немногие548. Совершенно игнорировать связь между вооруженным народом и virtù нельзя. Бернардо думает, что отказ от гражданской милиции, если причиной его не послужило преследование народом знати – класса военачальников, – явилось делом рук предводителей различных группировок. Они полагали, что их власть будет в большей безопасности, если народ не станет носить оружия и окажется слишком поглощен делами, чтобы думать о возможности подвергнуть себя риску549. Сколько бы вреда это ни причинило, Бернардо не питает особых надежд на восстановление ополчения. Дабы изменить привычки и ценности народа, потребуется много лет хорошего правления, на протяжении которых (взгляд на 1512 год) риск полагаться на воссозданное несовершенное ополчение был бы слишком велик550.

В реальных условиях город разоружен, и требуется, чтобы им управляли благоразумные люди; в мире же, которым управляют нормативные ценности, гражданская милиция могла бы стать основой гражданской virtù. Хотя Гвиччардини допускает, что гражданская армия способна сделать народное правление сильным и успешным, он не согласен с утверждением, что наиболее сильная и успешная форма правления – народная, поскольку она способствует созданию гражданской армии. Бернардо повторяет ранее высказанную мысль, что римская военная дисциплина ничем не обязана народной форме правления. В те дни жители всех городов в Италии носили оружие: дисциплину учредили цари, а республика лишь поддержала ее551. Думая об аргументе, который отвергает Бернардо, трудно выразить его иначе, чем он представлен в «Рассуждениях» Макиавелли. Это впечатление усиливается, когда в конце второй книги разговор снова возвращается к Риму. В пространной дискуссии552, по-видимому происходящей уже после того, как основная тема диалога исчерпана, Пьеро Гвиччардини заводит речь о связях между беспорядками в молодой республике и вооружением народа. У римлян имелась buona milizia, говорит он, посему у них должны были быть buoni ordini. Им была присуща grandissima virtù, следовательно – buona educazione, а значит, и buone leggi. Межсословные распри не так страшны, какими они выглядят. Они не повлекли за собой серьезных беспорядков553. Сенат, по численности значительно уступавший народу, мог либо оставить его невооруженным ценой ослабления армии, либо пойти на уступки их umori554, дабы заручиться их военной и политической поддержкой555. Несомненно, лучше оставить народ при оружии и ждать от него спокойствия. Однако в социальном мире даже самое совершенное дело сопровождается нежелательными побочными эффектами556. Поэтому беспорядки в Риме происходили более от природы вещей, чем от какого-либо изъяна в конституции. Трибуны, принимавшие меры для защиты народа от сената, успешно сдерживали эти беспорядки, и Бернардо вполне мог включить подобный механизм в свою модель идеальной конституции557.