и гражданская милиция могут существовать без народного правления и скорее сами приводили к последнему, чем были на нем основаны. Впрочем, он не доходит до утверждения, что следовало бы избегать создания гражданской милиции, ибо оно неминуемо ведет к безумствам народного правления; на самом деле его доводы формально несовместимы с такой позицией. Он против народной власти во Флоренции, потому что город нельзя вооружать. Он не говорит, что его не следует вооружать исходя из нормативных оснований; его нельзя вооружать по причинам историческим. Это рано или поздно вернет нас к теме рассудительности. Однако спор о virtù еще далеко не закончен. Критика Гвиччардини учрежденного патрициями порядка свидетельствует, что его симпатии к аристократии сочетались с категорическим отказом признавать монополию на должности за каким-либо классом, строго определенным с правовой или институциональной точки зрения. Он (по крайней мере в своих работах) не поддерживал олигархию и его совершенно не интересовало закрепление статуса благородного сословия. Построенная им элитарная модель правления в каждом пункте анализа является соревновательной меритократией, в которой те, кто наделен virtù – какую бы роль социальное положение ни играло в ее развитии, – получают и сохраняют за собой политические права, публично демонстрируя это качество, приобрести и проявить которое можно лишь в гражданской и политической деятельности561. Кроме этой роли, флорентийским ottimati оставалось лишь сотрудничество с Медичи. Впрочем, даже при таком положении дел Медичи сменили popolo в качестве судей, оценивающих проявления virtù, хотя сама природа virtù при этом коренным образом не менялась. Если virtù не приписывается562, но должна быть приобретена, продемонстрирована и признана, в политической системе, основанной на ней, необходима определенная открытость.
Более того, в ходе анализа virtù
становится ясно, что одной из основных ценностей подобной политической системы должно стать величие. Вслед за дискуссией о народном ополчении в начале второй книги Содерини вновь берет слово, дабы высказаться в пользу virtù, как он ее понимает. В ответ на ранее изложенные Бернардо аргументы он настаивает, что недостаточно определить libertà как положение дел, при котором каждый человек может под защитой закона пользоваться тем, что имеет, не будучи обязанным могущественному покровителю или не боясь влиятельного угнетателя. Это, полагает он, в сущности, частный идеал, не вполне благоприятствующий духу res publica. Содерини выступает за правление libertà и virtù, то есть такое правление, где необычайно талантливым немногим дозволено удовлетворять жажду onore, стяжать которую можно, только совершая на глазах общества выдающиеся поступки, полезные для patria и общего блага. Свобода в его понимании – это свобода элиты в полной мере развивать свою virtù. Именно этот аргумент дает понять, насколько virtù стала неотличима от onore. Необходимо, продолжает Содерини, думать о чести, величии и достоинстве и ставить generosità и amplitudine563 выше одной лишь utilità564. Может быть, города и основываются, дабы оберегать безопасность и удобство (commodità) отдельных людей. Однако именно потому, что это цели – частные, города не могут устоять, если их граждане и правители не стремятся возвеличить и прославить их, а сами приобрести среди других народов репутацию generosi, ingegnosi, virtuosi e prudenti565 (внимание читателя особенно привлекают последние два эпитета). В отдельном индивиде нас восхищают смирение, умеренность и скромность, но в делах общественных нужны такие качества, как щедрость, величие и слава566. Onore не просто является целью libertà. Утрата последней прежде всего страшна позором и бесчестием, особенно для города, общественное устройство которого предполагает свободу и который ha fatta questa professione567.