Момент Макиавелли. Политическая мысль Флоренции и атлантическая республиканская традиция

Поскольку внешний мир не является моральным, можно сказать, что проблема заключается в примирении фактов и ценностей, грубых потребностей выживания и необходимости моральных отношений в городе. Гвиччардини известен как скептик и реалист, и такая трактовка вполне правдоподобна. Однако, по сути, вторая книга «Диалога» строится вокруг ценностей, а совмещение лидерства и свободы – ценностная проблема, с какой бы стороны мы на нее ни смотрели. Обеспечивая лидерство и контроль, элита проявляет добродетель, то есть рассудительность, но, кроме того, она стремится к характерным для нее ценностям, то есть onore и virtù. На этом уровне рассудительность и virtù совпали, и различие между ними исчезло. Но мы уже неоднократно видели, что onore и virtù – гражданские качества и для их развития требуется участие в общественной жизни. Суть предложенной Содерини состязательной концепции virtù, которую Бернардо теперь считает возможным принять, в том, что она ведет к отождествлению аристократического правления с народным. Поскольку virtù заключается в onore, нужны общество и народ, чтобы признать ее и наделить смыслом. Немногие существуют, лишь если на них смотрят многие. Это правильно, ибо их особое благородство, как и любая другая светская и гражданская добродетель, подвержено коррупции, если его предоставить самому себе. Если предоставить судить о virtù тем немногим, кто обладает ею и стремится ее проявить, это может привести лишь к пагубному соперничеству (ambizione) или к порочному попустительству и махинациям (intelligenza). Чтобы Virtù была признана и оценена за то, чем она на самом деле является, ее не следует искажать посторонними или личными соображениями, а элита действительно должна иметь свободу ее развивать. Все это требует, чтобы признание стало публичным актом, осуществляемым публичной властью. Если оставить в стороне возможность – которая во второй книге больше не рассматривается, – что эта власть может принадлежать квазимонархическому правлению Медичи, остается альтернатива Большого совета. Меритократия непременно подразумевает определенную долю демократии. Libertà немногих заключается в том, чтобы res publica признала их virtù; libertà многих – в том, чтобы гарантировать этому признанию публичный характер и обеспечить подлинную власть virtù и onore.

Сама природа libertà и необходимость поддерживать равновесие между libertà и рассудительностью (желудком и головой) требуют сложной политии или «смешанного правления». Сущность обеих формулировок в том, что представителям народного собрания не позволено самим проявлять те добродетели и выполнять те функции, проявление и выполнение которых они контролируют и обеспечивают со стороны немногих. Не менее важно, чтобы у немногих не было возможности установить олигархию, то есть взять эти добродетели и функции полностью в свои руки и изолировать их в системе governo stretto. Таким образом, Бернардо, строя теоретическую конституцию, ставит две конкурирующие между собой и сопутствующие друг другу цели: ограничить полномочия Большого совета функциями, неразрывно связанными с поддержанием свободы, и проследить, чтобы деятельность правящей элиты, которая берет на себя все остальные функции, определялась исключительно публичным проявлением virtù. Эти цели требуют тщательной дифференциации и распределения власти. Поразительно наблюдать, как Гвиччардини почти согласился, что достичь этого удалось в Венеции.