Момент Макиавелли. Политическая мысль Флоренции и атлантическая республиканская традиция

Вне зависимости от того, был ли Гвиччардини знаком с содержанием «Рассуждений» Макиавелли или споров в Садах Оричеллари, его аргументацию можно интерпретировать лишь как антитезу точке зрения Макиавелли. Следует отметить, что он заранее уверен в невозможности вернуться к жизни римлян, то есть сделать военную подготовку и дисциплину частью гражданской личности каждого флорентийца. Во второй книге Бернардо сокрушается об упадке гражданской милиции, но утверждает, что возвращать его уже поздно539. Однако он не утверждает, что возрождать его не следует, опасаясь уступить народу слишком большую власть. Гвиччардини лишь полагает, что Флоренция не может использовать военную мощь, но должна существовать в мире государей и condottieri, опираясь на дипломатическое искусство. Позже он отмечает, что если бы римляне прибегали к помощи наемников и им пришлось бы жить, «как живут невооруженные города», средствами ума, а не оружия, то избранная ими форма правления в считанные годы привела бы их к краху540. Такого рода способности могут проявлять только один человек или несколько, и форма правления в città disarmata должна этому обстоятельству соответствовать. Но и здесь Гвиччардини не произносит похвалу ottimati, а указывает им на необходимость пересмотреть свои ценности. Учредив форму правления, при которой власть получал Большой совет, они опирались на virtù в том смысле, в каком ее понимал Содерини. Тот факт, что военные и дипломатические условия города не дозволяют им полагаться на virtù в значении римской доблести в интерпретации Макиавелли, лишний раз объясняет, почему от ottimati требуется именно рассудительность. Бернардо замечает: теми, кто создал в 1494 году такую форму правления, двигали благие намерения, но они не могли знать, чем обернутся их эксперименты:

…Этому не стоит и удивляться, ведь никто из них не видел город свободным и не управлял нравами свободных людей; те же, кто изучал свободу по книгам, не наблюдали и не усваивали ее особенности, как могли это сделать познавшие ее на опыте, который учит нас многому такому, что мы никогда не постигнем с помощью учености или природного ума541.

Следует иметь в виду и то, что Флоренция – город уже старый, а такие города с трудом поддаются реформам. Больших усилий стоит удержать людей от возвращения к прежним дурным порядкам542. Гвиччардини не упоминает законодателя-реформатора, нечеловечески трудную задачу которого в подобных обстоятельствах изобразил Макиавелли. В этом едва ли был смысл, учитывая, что главной целью Гвиччардини было предписать ottimati рассудительность и осмотрительность. Здесь Бернардо заклинает своих слушателей отбросить честолюбие и довольствоваться возможным. Вероятно, они поступили бы лучше, если бы не стали свергать Медичи, но, коль скоро они это сделали, то должны научиться справляться с последствиями случившегося.

Однако если мы истолкуем первую книгу просто как совет отказаться от virtù в пользу рассудительности или от гражданского идеала в пользу квазимонархической власти правящей группы, мы вряд ли окажемся готовы к тому, что ожидает нас во второй книге. Здесь собеседники предлагают Бернардо изложить свой взгляд на лучшую форму правления, какая возможна во Флоренции после 1494 года. Он говорит о сложной системе распределения власти между гонфалоньером, сенатом и Большим советом, сознательно беря за основу пример Венеции как образец конституции, объединяющий в себе три формы правления и наилучший среди когда-либо существовавших политических режимов. Вся его речь построена в духе классической и гуманистической риторики. Бернардо обнаруживает эрудицию в античной и современной истории, которая плохо сочетается с тем, как ранее он отрицал свою ученость. Он с уважением отзывается об идеале гражданской милиции, хотя, что немаловажно, не считает возможным согласиться с ним. Однако больше всего ставит в тупик его готовность согласиться с утверждением, что один из критериев оценки любой формы правления – успешное поощрение ею virtù в смысле, совершенно неотличимом от того, который вкладывал в нее Содерини. Создается впечатление, что произошла радикальная смена взглядов.