Читаем Момент Макиавелли. Политическая мысль Флоренции и атлантическая республиканская традиция полностью

Гвиччардини предоставляет Бернардо решить этот вопрос. Содерини определил правление Медичи как тиранию. Он четко изложил классическую точку зрения: зависть тирана не знает границ, ибо все, что не подчинено его власти, он рассматривает как угрозу для нее. Особенно же он страшится virtù – врожденного нравственного качества – любого другого человека. В защиту malignità Бернардо говорит, что люди по природе своей склонны к добру и что любой, кто предпочитает добру зло, был бы скорее зверем, чем человеком524. Разумеется, классическая теория предполагала, что тиран как раз и является таким зверем, но Бернардо исходит из предположения – с которым вынужденно соглашается Содерини, – что правление Медичи – тирания особого рода, не fiero, а mansueto525. Она скорее стремится использовать хорошие человеческие качества в своих целях, а не изживать их. Однако «умеренная тирания» – почти оксюморон, и Бернардо в значительной мере лишает понятие тирании его смысла. Медичи подчинили доброе в людях своей воле и пользуются им; для этого они должны уметь распознавать и ценить добро; и дабы продолжать пользоваться добром в своих интересах – Медичи надлежит воздержаться от его уничтожения. Страх и жажда власти не могли пересилить в них разум, как происходит в случае с обыкновенным тираном. Слабость человеческой натуры, которая делает столь уязвимой природную склонность к добру, присуща им не более, чем любому другому типу правителей.

Это обстоятельство побуждает Бернардо, завершая свою аргументацию в первой книге, отрицать, что правление Медичи по природе своей обречено на вырождение и разложение. Они властвовали, эксплуатируя качества ottimati, а потому оставили эти качества нетронутыми. Необходимость делать это выполняла роль freno526, обуздывая и ограничивая любое стремление к излишествам. Кроме того, ottimati могли принести пользу Медичи, только если действовали как независимые субъекты, то есть свободно. Власть Медичи, хотя и была тиранической в том смысле, что все делалось в соответствии с их волей, никогда не проявляла себя так же, как uno stato di uno principe assoluto527, где суверенность правящей воли институционализирована и явлена воочию. Внешние признаки и образ (le dimostrazioni e la immagine) всегда соответствовали свободному государству528. Разрушить этот образ означало бы лишить город его жизни и души. Этого не случилось (только безумец решился бы так сделать), и власть Медичи в городе была тем сильнее, что сочетала в себе любовь и силу, а не являлась голым принуждением529. Любовь, в конце концов, – это самопорождающая деятельность. Весомость употребляемых Гвиччардини слов опровергает предположение, что он хотел показать, будто флорентийцами правит иллюзия. В свободе должно быть нечто реальное, что требовало к себе уважения и на самом деле ограничивало власть Медичи. Но, защищая Медичи от обвинения в тирании, Гвиччардини представил их правление как нечто, что следует отличать от principato assoluto530, – то есть, хотя он и не использует этого слова, как смешанную монархию. Так мы приближаемся к доктрине, на которой основана французская и английская монархия. Мы узнаём, что правление Медичи было ограничено обязательством советоваться с главными людьми и должностными лицами в городе; важно было уважать их, хотя и не делить с ними власть официально. Это обязательство весьма схоже с уважением к формам республиканского правления, благодаря которому власть Медичи вынужденно оставалась замаскированной монархией.

Однако аргументы Бернардо направлены на то, чтобы рекомендовать систему Медичи ottimati, и потому носят столь же аристократический, сколь и монархический характер. Дальше всего они отходят от учения Аристотеля или Полибия о координации различных видов власти ввиду его стремления утвердить мнение, что человеку или группе людей, наделенных верховной властью, это верховенство дает право и умение исполнять все функции власти без необходимости опираться на чей-либо коллективный разум. Но этот подход не соответствует теории суверенитета, поскольку предполагает отказ от строгой локализации верховной власти будь то в одном человеке или среди некоторых людей. Примечательно, что рассуждения Бернардо о роли ottimati при Медичи прекрасно сочетаются с предположением, что их главной ценностью является virtù. При этом у его аргументов есть еще один аспект, в основе которого лежит именно идея рассудительности и в котором различие между монархией и аристократией выражено не так явно. Здесь он резко критикует участие Большого совета в принятии решений, связанных с внешней политикой (cose di fuora)531.

Перейти на страницу:

Все книги серии Интеллектуальная история

Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века
Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века

Книга профессора Гарвардского университета Роберта Дарнтона «Поэзия и полиция» сочетает в себе приемы детективного расследования, исторического изыскания и теоретической рефлексии. Ее сюжет связан с вторичным распутыванием обстоятельств одного дела, однажды уже раскрытого парижской полицией. Речь идет о распространении весной 1749 года крамольных стихов, направленных против королевского двора и лично Людовика XV. Пытаясь выйти на автора, полиция отправила в Бастилию четырнадцать представителей образованного сословия – студентов, молодых священников и адвокатов. Реконструируя культурный контекст, стоящий за этими стихами, Роберт Дарнтон описывает злободневную, низовую и придворную, поэзию в качестве важного политического медиа, во многом определявшего то, что впоследствии станет называться «общественным мнением». Пытаясь – вслед за французскими сыщиками XVIII века – распутать цепочку распространения такого рода стихов, американский историк вскрывает роль устных коммуникаций и социальных сетей в эпоху, когда Старый режим уже изживал себя, а Интернет еще не был изобретен.

Роберт Дарнтон

Документальная литература
Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века
Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века

Французские адвокаты, судьи и университетские магистры оказались участниками семи рассматриваемых в книге конфликтов. Помимо восстановления их исторических и биографических обстоятельств на основе архивных источников, эти конфликты рассмотрены и как юридические коллизии, то есть как противоречия между компетенциями различных органов власти или между разными правовыми актами, регулирующими смежные отношения, и как казусы — запутанные случаи, требующие применения микроисторических методов исследования. Избранный ракурс позволяет взглянуть изнутри на важные исторические процессы: формирование абсолютистской идеологии, стремление унифицировать французское право, функционирование королевского правосудия и проведение судебно-административных реформ, распространение реформационных идей и вызванные этим религиозные войны, укрепление института продажи королевских должностей. Большое внимание уделено проблемам истории повседневности и истории семьи. Но главными остаются базовые вопросы обновленной социальной истории: социальные иерархии и социальная мобильность, степени свободы индивида и группы в определении своей судьбы, представления о том, как было устроено французское общество XVI века.

Павел Юрьевич Уваров

Юриспруденция / Образование и наука

Похожие книги

Холодный мир
Холодный мир

На основании архивных документов в книге изучается система высшей власти в СССР в послевоенные годы, в период так называемого «позднего сталинизма». Укрепляя личную диктатуру, Сталин создавал узкие руководящие группы в Политбюро, приближая или подвергая опале своих ближайших соратников. В книге исследуются такие события, как опала Маленкова и Молотова, «ленинградское дело», чистки в МГБ, «мингрельское дело» и реорганизация высшей власти накануне смерти Сталина. В работе показано, как в недрах диктатуры постепенно складывались предпосылки ее отрицания. Под давлением нараставших противоречий социально-экономического развития уже при жизни Сталина осознавалась необходимость проведения реформ. Сразу же после смерти Сталина начался быстрый демонтаж важнейших опор диктатуры.Первоначальный вариант книги под названием «Cold Peace. Stalin and the Soviet Ruling Circle, 1945–1953» был опубликован на английском языке в 2004 г. Новое переработанное издание публикуется по соглашению с издательством «Oxford University Press».

А. Дж. Риддл , Йорам Горлицкий , Олег Витальевич Хлевнюк

Фантастика / История / Политика / Фантастика / Зарубежная фантастика / Образование и наука / Триллер
История политических учений. Первая часть. Древний мир и Средние века
История политических учений. Первая часть. Древний мир и Средние века

  Бори́с Никола́евич Чиче́рин (26 мая(7 июня) 1828, село Караул, Кирсановский уезд Тамбовская губерния — 3 (17) февраля1904) — русский правовед, философ, историк и публицист. Почётный член Петербургской Академии наук (1893). Гегельянец. Дядя будущего наркома иностранных дел РСФСР и СССР Г. В. Чичерина.   Книга представляет собой первое с начала ХХ века переиздание классического труда Б. Н. Чичерина, посвященного детальному анализу развития политической мысли в Европе от античности до середины XIX века. Обладая уникальными знаниями в области истории философии и истории общественнополитических идей, Чичерин дает детальную картину интеллектуального развития европейской цивилизации. Его изложение охватывает не только собственно политические учения, но и весь спектр связанных с ними философских и общественных концепций. Книга не утратила свое значение и в наши дни; она является прекрасным пособием для изучающих историю общественнополитической мысли Западной Европы, а также для развития современных представлений об обществе..  Первый том настоящего издания охватывает развитие политической мысли от античности до XVII века. Особенно большое внимание уделяется анализу философских и политических воззрений Платона и Аристотеля; разъясняется содержание споров средневековых теоретиков о происхождении и сущности государственной власти, а также об отношениях между светской властью монархов и духовной властью церкви; подробно рассматривается процесс формирования чисто светских представлений о природе государства в эпоху Возрождения и в XVII веке.

Борис Николаевич Чичерин

История / Политика / Философия / Образование и наука