Гвиччардини предоставляет Бернардо решить этот вопрос. Содерини определил правление Медичи как тиранию. Он четко изложил классическую точку зрения: зависть тирана не знает границ, ибо все, что не подчинено его власти, он рассматривает как угрозу для нее. Особенно же он страшится virtù
– врожденного нравственного качества – любого другого человека. В защиту malignità Бернардо говорит, что люди по природе своей склонны к добру и что любой, кто предпочитает добру зло, был бы скорее зверем, чем человеком524. Разумеется, классическая теория предполагала, что тиран как раз и является таким зверем, но Бернардо исходит из предположения – с которым вынужденно соглашается Содерини, – что правление Медичи – тирания особого рода, не fiero, а mansueto525. Она скорее стремится использовать хорошие человеческие качества в своих целях, а не изживать их. Однако «умеренная тирания» – почти оксюморон, и Бернардо в значительной мере лишает понятие тирании его смысла. Медичи подчинили доброе в людях своей воле и пользуются им; для этого они должны уметь распознавать и ценить добро; и дабы продолжать пользоваться добром в своих интересах – Медичи надлежит воздержаться от его уничтожения. Страх и жажда власти не могли пересилить в них разум, как происходит в случае с обыкновенным тираном. Слабость человеческой натуры, которая делает столь уязвимой природную склонность к добру, присуща им не более, чем любому другому типу правителей.Это обстоятельство побуждает Бернардо, завершая свою аргументацию в первой книге, отрицать, что правление Медичи по природе своей обречено на вырождение и разложение. Они властвовали, эксплуатируя качества ottimati
, а потому оставили эти качества нетронутыми. Необходимость делать это выполняла роль freno526, обуздывая и ограничивая любое стремление к излишествам. Кроме того, ottimati могли принести пользу Медичи, только если действовали как независимые субъекты, то есть свободно. Власть Медичи, хотя и была тиранической в том смысле, что все делалось в соответствии с их волей, никогда не проявляла себя так же, как uno stato di uno principe assoluto527, где суверенность правящей воли институционализирована и явлена воочию. Внешние признаки и образ (le dimostrazioni e la immagine) всегда соответствовали свободному государству528. Разрушить этот образ означало бы лишить город его жизни и души. Этого не случилось (только безумец решился бы так сделать), и власть Медичи в городе была тем сильнее, что сочетала в себе любовь и силу, а не являлась голым принуждением529. Любовь, в конце концов, – это самопорождающая деятельность. Весомость употребляемых Гвиччардини слов опровергает предположение, что он хотел показать, будто флорентийцами правит иллюзия. В свободе должно быть нечто реальное, что требовало к себе уважения и на самом деле ограничивало власть Медичи. Но, защищая Медичи от обвинения в тирании, Гвиччардини представил их правление как нечто, что следует отличать от principato assoluto530, – то есть, хотя он и не использует этого слова, как смешанную монархию. Так мы приближаемся к доктрине, на которой основана французская и английская монархия. Мы узнаём, что правление Медичи было ограничено обязательством советоваться с главными людьми и должностными лицами в городе; важно было уважать их, хотя и не делить с ними власть официально. Это обязательство весьма схоже с уважением к формам республиканского правления, благодаря которому власть Медичи вынужденно оставалась замаскированной монархией.Однако аргументы Бернардо направлены на то, чтобы рекомендовать систему Медичи ottimati
, и потому носят столь же аристократический, сколь и монархический характер. Дальше всего они отходят от учения Аристотеля или Полибия о координации различных видов власти ввиду его стремления утвердить мнение, что человеку или группе людей, наделенных верховной властью, это верховенство дает право и умение исполнять все функции власти без необходимости опираться на чей-либо коллективный разум. Но этот подход не соответствует теории суверенитета, поскольку предполагает отказ от строгой локализации верховной власти будь то в одном человеке или среди некоторых людей. Примечательно, что рассуждения Бернардо о роли ottimati при Медичи прекрасно сочетаются с предположением, что их главной ценностью является virtù. При этом у его аргументов есть еще один аспект, в основе которого лежит именно идея рассудительности и в котором различие между монархией и аристократией выражено не так явно. Здесь он резко критикует участие Большого совета в принятии решений, связанных с внешней политикой (cose di fuora)531.