Момент Макиавелли. Политическая мысль Флоренции и атлантическая республиканская традиция

В нескольких местах «Заметок», – вторя фрагментам «Диалога» и «Размышлений о „Рассуждениях“ Макиавелли», которые Гвиччардини писал примерно в то же время, – звучит критика в адрес истолкования Макиавелли римской истории. Лейтмотивом этой критики становится наивность предположения, будто можно подражать примеру римлян в совершенно иных условиях623. Об этой полемике написано множество работ, где якобы идеалистическая убежденность Макиавелли в существовании исторических параллелей и повторов противопоставляется якобы более реалистичной точке зрения Гвиччардини, сознававшего, что нет двух совершенно одинаковых ситуаций и что ориентироваться в них следует, руководствуясь чутьем, а не книгами624. Впрочем, возможно, контраст преувеличен. Оба мыслителя жили в мире понятий, где fortuna считалась одновременно непредсказуемой и склонной к повторам. В обоих вариантах «Заметок» Гвиччардини утверждает, что все повторяется, хотя и имеет иной вид и разглядеть повтор трудно625. Макиавелли достаточно хорошо понимал, что воспользоваться уроками истории трудно и что как раз в этом отчасти и состоит проблема своевременности действий. Здесь их мало что разделяет, кроме расстановки акцентов и темперамента. Важным различием является не взгляд политических философов на сложное устройство истории, а тот факт, что Макиавелли обозначал словом virtù творческую, деятельную способность прямо влиять на события, тогда как Гвиччардини не слишком верил в эту способность и не называл ее virtù. Оба они сознавали, что virtù употребляется как характеристика поведения, выражающего определенную нравственную систему, которая проявляется в действии. Однако наиболее смелый интеллектуальный ход Макиавелли состоял в том, чтобы сохранить за этим понятием обозначение определенных аспектов поведения человека в сфере войны за пределами города и после краха гражданского общества. Гвиччардини же использовал его только по отношению к гражданской жизни. Как в «Государе», так и в «Заметках» перед нами предстает человек в мире после разрушения гражданских установлений, но у Макиавелли это правитель, пытающийся повлиять на события с помощью virtù в смысле отваги, а у Гвиччардини – патриций, старающийся приспособиться к событиям, опираясь на рассудительность. Оба они полагают, что отвага и благоразумие хороши в разных ситуациях, что обстоятельства диктует fortuna и что человеку все труднее понять, чего именно они требуют.

Если мы сопоставим идеи двух авторов, касающиеся гражданской и республиканской системы, мы обнаружим, что между их концепциями virtù есть и другие различия, связанные с их взглядами на армию и войну. От «Государя», где virtù предстает как ограниченная, но подлинная творческая сила, Макиавелли перешел к «Рассуждению» и трактату «О военном искусстве», где рассматривалось вооруженное народное государство, в котором воинская virtù была основой гражданской, а республика могла силой оружия укротить свое внешнее окружение. Прежде чем написать «Заметки», Гвиччардини завершил работу над «Диалогом», в котором проанализировал и отверг римскую парадигму. Он остановился на città disarmata, где важнейший навык заключался в приспособлении к окружающей среде с опорой на рассудительность. Virtù для него существовала лишь в контексте гражданского общества, где она отождествлялась с рассудительностью. Когда республика исчезла вместе с virtù, рассудительность осталась орудием человека, живущего после разрушения гражданского общества626. Как мы понимаем исходя из нашей базовой модели, остается единственная значимая альтернатива – вера, возлагаемая на Провидение или пророчество как проявления благодати, та вера, которую сторонники Савонаролы по-прежнему связывали с мессианским жребием Флоренции. Гвиччардини в одном из фрагментов своих «Заметок» размышляет о вере, которая сдвигает горы. Он изображает ее как совершенно неразумную настойчивость в тисках обстоятельств, способную, однако, если она будет достаточно вдохновенной, взять на себя функцию virtù, восторжествовать над случайностями и придать им такое направление, какого не мог предвидеть никакой разумный наблюдатель. Именно такая вера придавала сил флорентийцам, более семи месяцев одновременно противостоявшим войскам папы и императора. Именно такую веру внушают пророчества Савонаролы627. Кроме того, Гвиччардини отмечает, что такая вера – безумие, заставляющее человека всецело полагаться на fortuna628.