Развитие аргументов Аристотеля и Макиавелли в пользу превосходства popolo
удается Джаннотти лучше. В общих чертах744 они состоят в том, что немногие стремятся властвовать – желание, легко оказывающееся разрушительным для общего блага. Libertà, которую многие хотят сохранить, – такое положение дел, при котором каждый на законных основаниях пользуется тем, что имеет, – близка к тому, чтобы ее саму считали общим благом. Более того, немногие властвуют, а многие подчиняются – то есть подчиняются законам, а не немногим. Тому, кто умеет повиноваться закону, легче научиться властвовать, чем тому, кто стремится все время властвовать, научиться подчинять свою волю закону. Привычка повиноваться множеству разных законов делает многих рассудительными, чего часто не хватает немногим, чьи страсти в меньшей степени ограничены. Практический опыт и книжная ученость – источники рассудительности, понятой как обладание информацией, – так же доступны popolari, как и grandi745. Поскольку первые численно превосходят последних, то «можно с большой долей вероятности предположить, что в совокупности они проявят больше рассудительности»746.
Джаннотти формулирует демократическую теорию prudenza
. Вместо того чтобы наделять ею элиту, которая погружается в служение обществу, стремясь к onore, он приписывает ее тем, кто соблюдает законы. Они разделяют с другими свой опыт, страдают от несправедливости, сами не являясь ее причиной. Они реагируют на ситуацию, сообща думают о мерах в пользу общества, а не пытаются отомстить своим врагам, как это свойственно аристократии. Заинтересованность многих в libertà означает, что они лучше вписываются в политическую структуру, более склонны признавать публичную власть законной, нежели честолюбивые немногие. Последний и наиболее сильный довод: в городе, где много popolari или mediocri, было бы насилием подчинить их власти grandi747.
Оставшуюся часть третьей книги занимает подробный анализ идеальной конституции. Мы знаем, что речь идет о governo misto
, многими своими особенностями обязанное Венеции. Посредством сочетания различных типов власти оно удовлетворяет ожиданиям тех, кто ищет grandezza, onore и libertà. Полномочия каждой группы должны сохранять автономность, но один из видов власти – власть тех, кто стремится к libertà, то есть народа, – получит преимущество перед другими. Народ будет менее зависим от остальных групп, чем они от него. Джаннотти упоминает еще четыре разновидности власти, или функции, составляющие vigore или nervo правления и принадлежащие тому индивиду или группе, которым отводится роль signore. У современных читателей signore, скорее всего, вызовет ассоциацию с сувереном, а суверен едва ли вписывается в схему гармоничного распределения полномочий, лежащую в основе governo misto, даже такую утяжеленную, какую рисует Джаннотти. Поэтому, пытаясь соотнести друг с другом эти концепции, мы имеем дело с неразрешенной проблемой, с которой, видимо, не смог совладать и Джаннотти.