Читаем Момент Макиавелли. Политическая мысль Флоренции и атлантическая республиканская традиция полностью

принятие решений, касающихся мира и войны, должно оставаться за сенатом… и, хотя его нельзя передать Совету, оно тем не менее будет зависеть от последнего, потому что именно там избирается решающий подобные вопросы сенат. Было бы, пожалуй, хорошо, если бы при объявлении войны это решение обсуждалось бы с Большим советом, как поступали римляне, которые обычно спрашивали народ, есть ли его воля и согласие на то, чтобы пойти войной на того или иного государя или республику, но все последующие решения (accidenti) должны оставаться за сенатом755.

Подобным же образом рассмотрением апелляций должен заниматься особый вид магистратур, заимствованный у венецианцев и носящий название Кварантии (Совета сорока). В этой связи Джаннотти отмечает, что signore государства или города, чьей proprietà по закону является эта функция, зачастую обнаруживает, что собственноличное ее отправление отнимает у него слишком много времени (можно предположить, что та же проблема времени заставила Джаннотти освободить Совет от accidenti, связанных с войной). По этой причине Большой совет, как signore Венеции, учредил Кварантию, а король Франции передал свою судебную власть четырем parlements756. В таком случае можно утверждать, что избирательные полномочия Совета гарантируют dependenza757 от него судебных полномочий, равно как и военных. Проблема заключается в страсти, с которой Джаннотти ранее доказывал, что город может быть свободным – то есть верховная власть может принадлежать Совету – в плане избрания должностных лиц, но несвободным в том, что касается исполнения этими лицами своих обязанностей. Именно по этой причине, если говорить о военных и судебных вопросах, республики 1494 и 1527 годов оказались жестокими и несвободными правлениями. Недостаточно было сохранить за Советом – как по-прежнему предполагал план Джаннотти – окончательное одобрение законов, поскольку не предполагалось, что ими можно регулировать военные и судебные функции.

Можно сгладить впечатление от постигшей Джаннотти теоретической неудачи, напомнив, что с его точки зрения, прежний произвол чиновников состоял не только в их неподотчетности Большому совету, но и в том, что одни и те же люди предлагали решения, принимали их и приводили в исполнение758. Уже одного этого достаточно, чтобы среди них возникли закрытые клики, ищущие собственной выгоды. Теперь он возвращается к высказанному им прежде предложению разделить consultazione и deliberazione и таким образом обеспечить ответственность людей за выполнение своих функций друг перед другом. Он подробно описал отношения сената с различными группами, составляющими Коллегию. Как в «Письме к Каппони», он употребляет слова «немногие» для обозначения органа, например Совета десяти, занимающегося consultazione, и «многие» – для обозначения сената, принимающего решения на основе предложений первого759. Впрочем, военные и судебные вопросы не достигают Совета, поэтому невозможно использовать термин «многие» в его обычном значении. Избрание должностных лиц считается одним из четырех видов власти, а не стоит особняком как высшая функция, определяющая остальные три. Отсюда Совет нельзя рассматривать как signore, который выполняет все четыре функции, а другого определения signore у нас нет. Разумеется, можно утверждать – и это звучит намного убедительнее, – что если Совет избирает сенат, Коллегию и гонфалоньера, он косвенно контролирует две из четырех функций, которые не подведомственны ему непосредственно, а потому намного меньше зависит от одного и немногих, чем они от него. Но проблема до сих пор заключалась в соотнесении представлений о меньшей dependenza с представлениями о signore, и нельзя сказать, что между ними был найден какой-то компромисс, и тем более что им было дано какое-то определение. Если мы увидим в предлагаемой Джаннотти теории signore и его четырех функций примитивную попытку сформулировать теорию суверенитета, мы можем добавить, что языковым недоразумениям, возникавшим при упоминании суверенитета в контексте смешанного правления и наоборот, суждено было преследовать политические теории вплоть до Американской революции и позже.

Перейти на страницу:

Все книги серии Интеллектуальная история

Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века
Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века

Книга профессора Гарвардского университета Роберта Дарнтона «Поэзия и полиция» сочетает в себе приемы детективного расследования, исторического изыскания и теоретической рефлексии. Ее сюжет связан с вторичным распутыванием обстоятельств одного дела, однажды уже раскрытого парижской полицией. Речь идет о распространении весной 1749 года крамольных стихов, направленных против королевского двора и лично Людовика XV. Пытаясь выйти на автора, полиция отправила в Бастилию четырнадцать представителей образованного сословия – студентов, молодых священников и адвокатов. Реконструируя культурный контекст, стоящий за этими стихами, Роберт Дарнтон описывает злободневную, низовую и придворную, поэзию в качестве важного политического медиа, во многом определявшего то, что впоследствии станет называться «общественным мнением». Пытаясь – вслед за французскими сыщиками XVIII века – распутать цепочку распространения такого рода стихов, американский историк вскрывает роль устных коммуникаций и социальных сетей в эпоху, когда Старый режим уже изживал себя, а Интернет еще не был изобретен.

Роберт Дарнтон

Документальная литература
Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века
Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века

Французские адвокаты, судьи и университетские магистры оказались участниками семи рассматриваемых в книге конфликтов. Помимо восстановления их исторических и биографических обстоятельств на основе архивных источников, эти конфликты рассмотрены и как юридические коллизии, то есть как противоречия между компетенциями различных органов власти или между разными правовыми актами, регулирующими смежные отношения, и как казусы — запутанные случаи, требующие применения микроисторических методов исследования. Избранный ракурс позволяет взглянуть изнутри на важные исторические процессы: формирование абсолютистской идеологии, стремление унифицировать французское право, функционирование королевского правосудия и проведение судебно-административных реформ, распространение реформационных идей и вызванные этим религиозные войны, укрепление института продажи королевских должностей. Большое внимание уделено проблемам истории повседневности и истории семьи. Но главными остаются базовые вопросы обновленной социальной истории: социальные иерархии и социальная мобильность, степени свободы индивида и группы в определении своей судьбы, представления о том, как было устроено французское общество XVI века.

Павел Юрьевич Уваров

Юриспруденция / Образование и наука

Похожие книги

Холодный мир
Холодный мир

На основании архивных документов в книге изучается система высшей власти в СССР в послевоенные годы, в период так называемого «позднего сталинизма». Укрепляя личную диктатуру, Сталин создавал узкие руководящие группы в Политбюро, приближая или подвергая опале своих ближайших соратников. В книге исследуются такие события, как опала Маленкова и Молотова, «ленинградское дело», чистки в МГБ, «мингрельское дело» и реорганизация высшей власти накануне смерти Сталина. В работе показано, как в недрах диктатуры постепенно складывались предпосылки ее отрицания. Под давлением нараставших противоречий социально-экономического развития уже при жизни Сталина осознавалась необходимость проведения реформ. Сразу же после смерти Сталина начался быстрый демонтаж важнейших опор диктатуры.Первоначальный вариант книги под названием «Cold Peace. Stalin and the Soviet Ruling Circle, 1945–1953» был опубликован на английском языке в 2004 г. Новое переработанное издание публикуется по соглашению с издательством «Oxford University Press».

А. Дж. Риддл , Йорам Горлицкий , Олег Витальевич Хлевнюк

Фантастика / История / Политика / Фантастика / Зарубежная фантастика / Образование и наука / Триллер
История политических учений. Первая часть. Древний мир и Средние века
История политических учений. Первая часть. Древний мир и Средние века

  Бори́с Никола́евич Чиче́рин (26 мая(7 июня) 1828, село Караул, Кирсановский уезд Тамбовская губерния — 3 (17) февраля1904) — русский правовед, философ, историк и публицист. Почётный член Петербургской Академии наук (1893). Гегельянец. Дядя будущего наркома иностранных дел РСФСР и СССР Г. В. Чичерина.   Книга представляет собой первое с начала ХХ века переиздание классического труда Б. Н. Чичерина, посвященного детальному анализу развития политической мысли в Европе от античности до середины XIX века. Обладая уникальными знаниями в области истории философии и истории общественнополитических идей, Чичерин дает детальную картину интеллектуального развития европейской цивилизации. Его изложение охватывает не только собственно политические учения, но и весь спектр связанных с ними философских и общественных концепций. Книга не утратила свое значение и в наши дни; она является прекрасным пособием для изучающих историю общественнополитической мысли Западной Европы, а также для развития современных представлений об обществе..  Первый том настоящего издания охватывает развитие политической мысли от античности до XVII века. Особенно большое внимание уделяется анализу философских и политических воззрений Платона и Аристотеля; разъясняется содержание споров средневековых теоретиков о происхождении и сущности государственной власти, а также об отношениях между светской властью монархов и духовной властью церкви; подробно рассматривается процесс формирования чисто светских представлений о природе государства в эпоху Возрождения и в XVII веке.

Борис Николаевич Чичерин

История / Политика / Философия / Образование и наука