Момент Макиавелли. Политическая мысль Флоренции и атлантическая республиканская традиция

Марвелл отлично сознавал, что здесь действовала не одна, а две вредоносные силы. Оппозиционные политики, осуждавшие пороки министров, могли стремиться попросту занять их места и продолжить пользоваться их средствами. В своем памфлете «О росте папизма и деспотическом правлении в Англии» он одним из первых изобразил парламент в духе Нэмира, как состоящий из заинтересованных представителей двора, оппозиционных группировок и независимых заднескамеечников или «сельских представителей»998. Но, в отличие от сэра Льюиса Нэмира, Марвелл максимизировал роль коррупции, приписав ее министрам, лидерам фракций и их соратникам в равных и равно безграничных масштабах. Отсюда вытекало, что носителями добродетели были лишь представители «страны», защищавшие ее хотя и не пассивно, но и не слишком деятельно; избежать порока могли только те, кто не желал иного источника дохода, кроме своего имущества, и одновременно – избегал как обладания исполнительной властью, так и погони за ней. А еще отсюда следовало, что любая власть развращает, что правление как таковое, включая парламент как место, где обретали власть или искали ее, невозможно было помыслить иначе чем с точки зрения его разрушительного воздействия на собственность, независимость и добродетель. В Англии, где страна привыкла не доверять двору и власти, основанной на собственности, давно сформировалась идеология, враждебная любой власти, и усвоение гражданского словаря в значительной мере способствовало ее усилению. Постоянная проблема всех партий «страны» заключалась в том, что их представители не могли получать должности без фальсификации заявленных ими ценностей, – именно это имел в виду доктор Джонсон, говоря, что патриотизм (слово, с XVII века вызывавшее ассоциации со «страной» и «республикой») – последнее прибежище негодяя. Проблема стала неизбежной, как только было признано, что исполнительная власть должна выиграть большинство в законодательном органе, и должна выиграть его посредством патронажа или раздачи должностей своим сторонникам – уступка, на которую ссылаются как Шефтсбери, так и Марвелл в своих обвинениях против Дэнби. Гражданский республиканизм оказался совершенно несовместим с практиками законодательного суверенитета и короля-в-парламенте; но на данном этапе первый служил источником наиболее гибкого и выразительного языка, позволяющего критиковать и осуществлять второе.

В политической теории Харрингтона ни двор, ни коррупция, ни практики назначения на должности не играли существенной роли. Его взгляд был для этого слишком оптимистичен и тяготел к милленаризму. Однако важно, что единственным случаем парламентских дебатов, когда ораторы напрямую обратились к идеям, позаимствованным из его сочинений, являлся долгий спор, в ходе которого республиканская группа из парламента Ричарда Кромвеля отказывалась признать «Другую Палату», учрежденную «Покорнейшей петицией и советом». Мы уже касались этого документа, ознаменовавшего возврат к трем сословиям «Ответа на Девятнадцать предложений» и «Древней конституции»; впрочем, проводившаяся под знаком идей Харрингтона кампания против «Другой Палаты» строилась главным образом на следующем предположении: так как невозможно возродить историческое пэрство, то «постоянная», верхняя палата парламента, члены которой не сменяются, должна состоять в основном из генерал-майоров и других высших военных чинов. Лишь возрастающее недовольство сторонников Реставрации привело, вопреки прогнозам Харрингтона, к требованиям вернуть в парламент «старых лордов» в качестве защитников «Древней конституции». Возражения против того, чтобы военные офицеры становились членами устоявшейся, пусть и не наследной аристократии, в значительной мере были основаны на мысли, что включить их в состав верхней палаты означало бы сделать постоянной частью конституции армию, а также налоги, шедшие на ее содержание; они будут заседать в парламенте всю жизнь, а затем, вероятно, и их потомки, и сами будут голосовать за новые налоги на свое содержание999. Таким образом, этот относящийся к 1659 году спор оказался ранним и особым случаем недовольства патронажем и коррупцией, которому не раз еще предстояло проявиться в последующие годы, когда военные сенаторы оказались зависимыми от государства, в силу чего угроза зависимости тяготела и над всем парламентом. Однако еще более значимо, что предметом нападок оказались именно использующие свое положение военные. К 1675 году выражение «постоянная армия» часто фигурировало в английском политическом дискурсе, в связи с чем авторы, близкие к кругу графа Шефтсбери, постоянно говорили о коррупции и постоянно противопоставляли это явление идеалу народного ополчения.