Момент Макиавелли. Политическая мысль Флоренции и атлантическая республиканская традиция

Эта риторика, содержащая в себе смутную угрозу, отсылает к равновесию между тремя элементами, описанному в «Ответе на Девятнадцать предложений». Однако опасность, надвигающаяся на законный порядок, не сводится к опасности военной диктатуры. Слушатели Шефтсбери (такие же аристократы, как и он сам), вероятно, должны вспомнить, как Карл I пытался арестовать пятерых членов парламента или как Кромвель разогнал «Охвостье», но здесь речь шла об опасности не столько насилия, сколько коррупции. «Король, управляющий с помощью армии» не Кромвель, а монарх с материка, которому не требуется поддержка подданных, дабы содержать постоянные войска1014. Риторика речи Шефтсбери ясно указывает, что в Англии этого можно достичь лишь ценой упадка парламента. Профессиональный военный – причина и следствие упадка. Он способен оказывать столь губительное воздействие потому, что, приняв решение стать профессионалом, поставил себя в пожизненную зависимость от государства, которое может им располагать. Харрингтон – как бы слабо он ни различал современные ему тенденции в организации армии – утверждал, что главным фактором сохранения во Франции монархии «готического» типа было следующее обстоятельство: карьера французских noblesses1015 теперь зависела от короля. Дворянство шпаги должно служить в его армии, а дворянство мантии – в его судах и администрации1016. Из английских фригольдеров нельзя было сделать зависимую аристократию на службе у короля, но слишком явные возможности добиваться назначения на ту или иную должность могли толкать их к коррупции. Мы помним, чтó мог бы сказать о подобном процессе Лодовико Аламанни, но над Англией теперь нависла страшная угроза: парламент, искони защищавший права фригольдеров, превращался в средство развращения и изменения их природы. Именно в такой обстановке на первый план вышел миф об английском народном ополчении, содержание которого явно отсылало к Харрингтону. Памфлетист, заявивший, что ополчение не может идти против свободы, если только не хочет уничтожить само себя, имел в виду имущество и независимость вооруженного народа. Харрингтон видел в ополчении необходимое условие республики и ее неизбежную предпосылку; люди 1675 года понимали его как гарантию свободы, добродетели и стабильности в восстановленном смешанном государстве, которым правили король, лорды и общины. Предполагалось, что ополчение противодействует порче materia – массы обладающих собственностью индивидов, – которой конституция, традиционная и сбалансированная, придавала окончательную форму. Новые виды порчи принимали угрожающий характер, но ополчение, подобно частым выборам в парламент, о необходимости которых как раз начинали говорить, воспринималось как средство возрождения добродетели. Все, что заставляло правительство столкнуться лицом к лицу с массой обладающих собственностью индивидов, имело характер ridurre ai principii.