Момент Макиавелли. Политическая мысль Флоренции и атлантическая республиканская традиция

…Следует считать серьезной ошибкой правительства, или еще того хуже, что двор так старается обесценить палату лордов и подорвать ее авторитет, если только военное правление не входит в чьи-то планы. Ведь власть пэров и постоянная армия подобны двум ведрам на коромысле: чем ниже опускается одно, тем выше поднимается другое, и предлагаю вам обратиться к любому периоду нашей истории или же истории северных монархий, наших соседей, чтобы убедиться, что постоянные вооруженные силы, армия и деспотическое правление укреплялись ровно настолько, насколько ослабевала знать, и что там, где они обладали властью и силой, они не допускали даже намека на знать…1020.

Здесь налицо то же смещение акцентов с исторического на ценностный. По мысли Харрингтона, как только знать утратила феодальную власть, народ получил свободу, и король мог править им, лишь прибегая к вооруженному принуждению, хотя ему это вряд ли бы удалось из‐за нехватки солдат. Для людей 1675 года знать – историческая предшественница власти, опирающейся на постоянную армию, но она же единственная защита от нее. Так как власть армии утвердилась на развалинах прежней власти благородных во всех соседних «северных монархиях», тем более необходимо сохранить ее в Англии. Впрочем, величие знати и свобода народа не противостоят друг другу, как у Харрингтона. Они неразделимы, и палата лордов – неотъемлемый элемент смешанной конституции, о котором говорилось в «Ответе на Девятнадцать предложений» и существование которого Харрингтон отрицал, осуждая его за «готическую» неуравновешенность и «новейшую рассудительность». Кроме того, использованное здесь слово «северный» часто выступало как синоним слова «готический», то есть относящийся к «готам» – воинственным германским племенам, которые, как считалось, пришли с Севера, из Скандинавии, этой officina gentium, «кузницы племен». «Готическое» правление было изображено как форма власти, некогда распространенная, но теперь сохраняющаяся только в Англии. Она противостояла «военному и деспотическому правлению» и оказывалась способна существовать лишь там, где знать не была вытеснена постоянной армией – ее неизбежным противником. Палата лордов, частые выборы в парламент и народное ополчение сражаются на одной стороне – смешанной и древней конституции. Ее врагом является нечто, о чем Харрингтон никогда не думал: коррупция парламента вследствие раздачи должностей в обмен на политическую поддержку и профессионализации армии. Причем ополчение, которое Харрингтон рассматривал как новую и революционную силу, объявлялось древним, «готическим» и сопоставимым с наследной аристократией, – все это представлялось ему совершенно невозможным.

Таким образом, то, что называется неохаррингтоновским подходом, влекло за собой полный пересмотр исторического порядка, в описанном у Харрингтона английском правлении, и примирение его норм – отношений граждан с вооруженными силами, а вооруженных сил с землей – с «Ответом на Девятнадцать предложений» и «Древней конституцией». Харрингтоновская концепция свободы оказалась перенесена в готское и английское прошлое, а не выстроена на его руинах. Эта перевернутая последовательность времен служила неизбежным следствием двух факторов: решения придерживаться системы, в которой монархия и пэры продолжали существовать и сохраняли законный статус, и набирающего все больше сторонников мнения, что вновь вошедшие в практику при дворе патронаж и военная служба представляли главную угрозу для парламентской независимости страны. «Коррупция» не была заметным термином в словаре Харрингтона1021. Его главным образом интересовала свобода от зависимости в ее феодальной форме. Однако риторика республиканской мысли и Макиавелли, главным носителем которой в Англии он являлся, была подходящим инструментом для изложения теории коррупции. Отчасти можно понять, почему Шефтсбери и представителям партии «страны» 1670‐х годов такая теория показалась привлекательной. Близкий друг Харрингтона, переживший его на много лет1022, работал теперь над переосмыслением его теории, стремясь показать переход от прежнего феодализма к современной ему коррупции в исторической перспективе.