Читаем Мона Ли полностью

— Умываться, — ответила Мона, — а то очи что-то запылились. Войдя в туалет, она брезгливо застыла у порога. Защелкнула задвижку, сняла рюкзак, повесила на обломанный крючок. Умылась кое-как, промокнув лицо грязной рубашкой. Кошмар, на кого я похожа, — в зеркале отражалось чье-то чужое лицо, — Мона вытащила из кармашка рюкзака расческу, но и это не спасло. Закинув рюкзак на плечо, вышла в тамбур — подышать воздухом. Стояла, смотрела на мелькающие за окном деревья, думала о том, куда теперь ехать в Москве? Возвращаться в Одинцово не хотелось, но там школа, там какой-никакой, а дом. В тамбур кто-то вошел, но Мона даже не заметила, кто. Вдруг чья-то рука дернула рюкзак, но Мона успела, развернувшись, прижаться спиной к стене. Она лопатками ощущала, что деньги на месте, в тайнике. Вошедший был небольшого роста, чуть выше Моны, в брезентовой стройотрядовской куртке и в бейсболке с целлулоидным козырьком. Он был небрит, от него несло тяжким перегаром и какой-то особой вонью давно немытого тела и чеснока.

— Сука, — прошипел он ей на ухо, — гони бабки, а то прирежу и выкину с поезда, шевелись, я твою сторублевочку приметил еще у кассы…

Мона открыла рот, чтобы закричать, тогда небритый грязной лапищей залепил ей рот и Мона почувствовала, как в живот ей уткнулось что-то острое. Небритый продолжал говорить, обдавая ее вонью. Мат, мешаясь с угрозами, заставил Мону собраться, замолчать и вслушиваться в стук колес. Она уже знала, что ей в таких ситуациях нужно лишь поймать ритм и начать отбивать его, хотя бы мысленно — любой ритм. Так-тук, так-тук, так-так, так-так, тук-тук, — повторяла она про себя, ухитряясь барабанить кончиками пальцев по стене. И тут же ее тело стало, как каменное, как неживое, она закрыла глаза, дыхание замедлилось. Небритый, думая, что девушка упала в обморок от страха, попытался стащить лямку рюкзака с плеча, но вдруг охнул, осел у ног Моны и глухо звякнула заточка, выпавшая из его рук. Мона еще продолжала отбивать ритм, а кто-то, темный, в кепчонке, скрывающей лицо, уже ловко отпер дверь вагона, оттолкнул Мону в вглубь тамбура и столкнул тело небритого на насыпь. Туда же полетела и заточка. Пока Мона приходила в себя, восстанавливая дыхание, в тамбуре уже никого не было.

Глава 53

Нефритовый зверек Ки-Ринь, олень-единорог, покрытый чешуей, завернул свой хвост набок, и образовалась что-то вроде дырочки, в которую Мона Ли продела кожаный шнурочек. Ки-Ринь с того самого дня, с 5 апреля, с её, Мониного дня рождения, так и был с ней. Амулетом — охранной грамотой. Он был для Моны живой. Его тельце из нефрита темнело, когда Моне было плохо, и наливалось ровным светом, когда ей было хорошо. В минуты опасности нефрит начинал багроветь, и на роге зверька как будто выступала капелька крови. Мона Ли, окончательно успокоившись, погладила его под рубашкой, и вернулась в вагон. Ехать еще предстояло долго — до завтрашнего утра. Пассажиры разворачивали пакеты с едой, проводница плавала по вагону, держа поднос, на котором хороводились подстаканники, шла буфетчица из вагона-ресторана, крича, — лимонад! пирожки свежие, горячие! сосисЬки! лимонад! пыво! — и все жевали, раздирали на части отварных бледных кур, хрустели малосольными огурцами, макали в соль, рассыпанную на газете, овальные, бесстыдно белые яйца. Есть хотелось ужасно. Давидик положил голову Моне на плечо:

— Детка, ты случайно не дочь Рокфеллера? Очень кушать хочется! Сейчас еще Никитка с Лолкой придут, тоже голодные. Ты же актриса, у тебя должны быть деньги! А, кстати, почему ты одна? — Мона Ли аккуратно сняла курчавую голову Давидика с колен, и сказала:

— Тебя не касается. А деньги сам научись зарабатывать, а не у мамы клянчить!

— Это тебе Никита нашептал, да?

— Мама твоя нашептала, — Мона скинула руку Давидика с плеча, — руки убрал!

— Смотри, — Давидик заметил, что многие рассматривают Мону пристально и перешептываются, — тебя узнали!

— И что? — равнодушно сказала Мона, — ты предлагаешь мне с вытянутой рукой пойти деньги собирать?

— Нет! Зачем собирать! Я сам!

И, встав в проходе, Давидик затараторил, как профессиональный нищий:

— Граждане-товарищи! Посмотрите! Сюда посмотрите! Кто с вами едет в поезде, а? С вами едет наша юная звезда! Кто смотрел фильм «Волшебная лампа»?

— Я, я, я — раздались голоса.

— Вот! Нам всем повезло! Со съемок нового фильма возвращается актриса Нонна Коломийцева! Она отстала от поезда, граждане! И она стесняется попросить у вас хотя бы кусочек хлеба…

Давидик расчехлил Никитину гитару, и запел с «восточным» акцентом —

«Учкуду-у-у-к, три колодца-а-а». Мона покрутила пальцем у виска и продолжила смотреть в окно. А им уже несли еду, и в вагон набивались пассажиры из соседнего, купейного вагона, и вот уже Мона с ужасом обнаружила себя буквально запертой внутри толпы. Похоже, и сам Давидик понял, что переборщил, и, пятясь, отправился искать Лолу с Никитой.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Люди августа
Люди августа

1991 год. Август. На Лубянке свален бронзовый истукан, и многим кажется, что здесь и сейчас рождается новая страна. В эти эйфорические дни обычный советский подросток получает необычный подарок – втайне написанную бабушкой историю семьи.Эта история дважды поразит его. В первый раз – когда он осознает, сколького он не знал, почему рос как дичок. А второй раз – когда поймет, что рассказано – не все, что мемуары – лишь способ спрятать среди множества фактов отсутствие одного звена: кем был его дед, отец отца, человек, ни разу не упомянутый, «вычеркнутый» из текста.Попытка разгадать эту тайну станет судьбой. А судьба приведет в бывшие лагеря Казахстана, на воюющий Кавказ, заставит искать безымянных арестантов прежней эпохи и пропавших без вести в новой войне, питающейся давней ненавистью. Повяжет кровью и виной.Лишь повторив чужую судьбу до конца, он поймет, кем был его дед. Поймет в августе 1999-го…

Сергей Сергеевич Лебедев

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза