Мона Ли

Костюм вышел такой, будто Инга Львовна обучалась искусству шитья кимоно с детства. Мону Ли пришлось ставить на каблучки, что еще более удлинило ее фигурку. Волосы, забранные в самую замысловатую прическу, украсили гребешками, лицо сделали белым, а глаза подвели. Даже Пал Палыч, призванный сопровождать падчерицу на школьный бал, ахнул.

— Мд-а-а, — сказал он про себя, — советское кино потеряло много!

Впрочем, Эдик так не считал. Неделю киностудия гудела, рассматривая фотографии Моны Ли. В комнату съемочной группы «1000 и 1 ночь» заглядывали все, кому не лень — от костюмеров до народных артистов. Ахали. Итальянка? Француженка? Нет-нет, что-то неуловимо восточное — кто она? — Аграновский, сознавайся! Что-то от Одри Хэпберн? Скорее, молодая Джина?

— Не знаю, откуда ты её выкопал? … но тут бриллиант чистой воды, — сказал режиссер фильма Вольдемар Псоу. — Эдик, она нам нужна. Мы отснимем ее сейчас, и потом — через пару лет. Или сделаем заявочку на сериал? Ради одной этой девчонки… Мона Ли… Лети, и без нее не возвращайся.

— Там папаша ни в какую. — Эдик вертелся в кресле-рюмке вишневого цвета. — Папаша судейский, к тому же.

— Мама? — Вольдемар перебирал фото.

— Мама… убили маму. — Эдик сделал еще оборот.

— Очень хорошо! — сказал Псоу, — то есть плохо, конечно. Ну, а с папой мы справимся. Начни пока атаковать местное руководство, а там мы поддавим.

— Йес, — ответил Эдик, и, отлепившись от кресла, нехотя пошел к телефону.

Глава 17

Актовый зал школы был украшен с истинно советской фантазией — пучки шариков, ленты серпантина, вечная вата — (ах, хлопок-хлопок!), нанизанная на нитку, гирлянды из цветной гофрированной бумаги, зайцы, Деды-Морозы, космонавты — яркий картон тускнел год от года… на сцене стояла елка, увенчанная алой звездой, серебряным дождиком и крупными шарами. Нарядные детки — младшеклассники — сплошь Коты в Сапогах, Мушкетеры и Факиры в колпаках, и младшеклассницы — Снежинки, Зайчики и просто девочки в кокошниках, склеенных из картона, обтянутых накрахмаленной марлей и расшитых блестками. Старшие мальчики — это костюмчики, почти все — в школьном, разве рубашечки белые, а девочки — в белых фартучках. Актеры, участвующие в новогоднем представлении, толпились в кабинете биологии, к ужасу учительницы, — ой! Цветы! Ой! Кролик! Ой! Пробирки!!! Не трогайте микроскоп! — Все волновались, толклись бестолково, девочки постарше красили ресницы и держали бигуди на голове — под газовым платочком.

И вот, стихло все, погас в зале свет, и под звуки музыки начался монтаж, посвященный Новому году. Советские поэты немало потрудились, и уж стихов и песен — хватило бы на месяц. Пели. Плясали. Показывали фокусы. Декламировали свои стихи. Зрители хлопали, смеялись — и весь зал празднично переливался и дышал радостью. Мона Ли не волновалась совершенно. Она сидела так спокойно, что ее номер вообще забыли объявить. Когда спохватились, ведущая концерт девочка вылетела на сцену и прокричала в зал:

— А сейчас ученица второго класса «Б» исполнит танец. На музыку. А! Китайский? Ну, да — китайский танец! Чайковский, вот.

— Да кто исполнит-то? — крикнули из зала.

— Нонна Коломийцева! — добавила ведущая, — вот. — Опять погас свет. И, когда зажегся вновь — на сцене стояла Мона Ли, в бледно-сиреневом кимоно, перехваченная замысловато завязанным бантом под мышками, с лицом, подбеленным до неузнаваемости и подведенными глазами. Кружилась, тихонько переступая на каблучках, приседала, поворачивалась, играла — то с веером, то с бумажным расписанным зонтиком. Звучал чудесный «Китайский танец» Чайковского — из «Щелкунчика». Зал дышал напряженно и завороженно, и молчал. Мона Ли поклонилась и мелкими шажочками уплыла за кулисы. Зрители ахнули, аплодисменты, крики — «Мона! Браво!», «Мона! еще!» «Это наша Мона!» И Мона Ли вышла еще дважды — чего не случалось за всю историю школьных концертов. Директриса, сидящая в первом ряду, посверкивала золотым зубом и фальшиво улыбалась заведующей РайОНО. Заведующая, с глазами злыми и острыми, в ответ улыбалась так же — фальшиво, и зловеще.

— Это недопустимо! — кричала на педсовете директриса, — какая-то девчонка! Так даже стихотворению про Ленина!!! Не хлопали! Даже хороводу! Танцу «Яблочко» — а танцевал-то сам Пилипенко! Сын директора Горкома, между прочим… Прекратить! — А прекратить — не удалось. Кружок хореографии Дворца пионеров города Орска включил номер Моны Ли в праздничную программу.