Мона Ли

Дом-дворец был полон охраны. Хозяин так боялся нападения, что даже велел срубить платаны, которые с давних времен росли у глинобитного дувала, отделявшего сад от большого арыка. Дрались ожесточенно и беззвучно. К моменту начала штурма сам хозяин находился во Дворце пионеров, бывшем Дворце Романовых, где в этот день проходил слет юных хлопкоробов. Туда, ловко прошмыгнув между автобусов, уже подъехали черные служебные «Волги» и неприметные люди заполняли здание.

У Хозяина охрана была серьезная. Вооружены были и ножами, и кинжалами, и огнестрельным оружием — Средняя Азия в этом вопросе мало подчинялась Москве. А уж у главы Республики нукеры были людьми жестокими, со своими понятиями чести и морали, весьма далекими от кодекса строителей коммунизма. Что такое группа «А», которая и проводила операцию по освобождению Марченко и Моны, было хорошо известно, и в Ташкенте тоже. Но тут сошлись — сила одних с желанием умереть за Хозяина — и других, желающих Хозяина убрать, и дело было нешуточным. Марченко давно уже поняла, что заваруха происходит внутри дома, и уселась в кресло, готовая ко всему.

Мона Ли при звуках топота множества ног, гортанных криков, шуме бьющейся посуды и одиночных выстрелов, сжалась в комок на тахте, свернув платок, как куклу, и закрыла голову руками. Дворец имел такое множество комнат, крытых галерей, пристроек, башенок, что вряд ли кто из прислуги знал точное расположение их. Бойцы двигались буквально на ощупь — внутри дома было темно, так как многие комнаты не имели привычных нам окон, а освещались только через окошки-бойницы, или через верхние окна в потолке. Только через час удалось захватить человека, который был кем-то вроде коменданта, и, перехватив ему горло локтем, и уткнув пистолет в спину, командующий подразделением повел его по коридорам с тем, чтобы тот открывал все двери. Место, где держали Мону Ли, было неизвестно. Комната Марченко, по ее рассказам, выходила окнами в сад, где «мяукали» павлины, не давая ей спать, и какие-то ветки все время закрывали свет — значит, второй этаж, или башенка третьего этажа — туда и прорывались. Приказ на поражение должны были дать в случае крайней опасности, грозящей заложницам, а пока бой шел врукопашную. Женщин, находящихся в доме, согнали в помещение, похожее на гарем-общежитие — много низких лежанок, ковры, подушки, журчащие фонтанчики. Там пахло розовым маслом и женским потом. Чтобы было меньше крика и визга, боец, поставленный стеречь «цветник», периодически постреливал в воздух. Грохот от подкованных ботинок был такой, что дрожала тонкая посуда в богато убранных покоях, дзенькали хрустальные подвески в люстрах, а в спальне жены Хозяина даже треснуло зеркало в богатой золоченой раме. Уже осмотрели и кабинет, и столовую, и молельню, и бесконечные чуланчики, и даже винный погреб. В нем, судя по знаку пальцами, которым обменялись бойцы, предполагалось задержаться — но потом. Комендант, грузный, одышливый узбек, одетый в дорогой халат с замасленными полами, испуганный больше тем, что Хозяин прикажет отрубить ему голову, уже явно ловчил, водя бойцов по второму кругу. Старший, взявший штурмом уже не один такой дворец, и знавший устройство подобных домов, слегка обработал коменданта, после чего тот, дрожа и спотыкаясь, подвел их к комнате Марченко. Он все искал ключи от комнаты, перебирая связки, висящие на поясе — как ключница в сказке, — подумал старший. Не дожидаясь, дверь выбили, но, в тот момент, когда она повисла на одной петле, а бойцы уже пробегали вовнутрь, кто-то легкой тенью буквально отделился от стены, на которой висел багровый ковер джульхирс, с длинным и мягким ворсом, и метнулся к Ларе, вставшей навстречу бойцам. В комнате было светло — выбили ставни, мешавшие свету, и тут все сделали шаг назад. Длинный, костистый, с узким, смуглый лицом, держал нож под подбородком Марченко.

— Расступись, — сказал он по-русски и внятно, — один шаг — и я зарежу её. Дайте нам выйти.

Старший сделал незаметный знак — и все, стоявшие в коридоре, опустили автоматы дулом книзу. Мужчина, державший нож у горла Марченко, казался совершенно безумным. Он буквально тащил Лару, ухватив ее левой рукой под грудью, а правая, с ножом, была так близко к горлу, что даже выступила капелька крови. Лара была в состоянии обморочном. Она была в туфлях на высоком каблуке, поэтому переступать ногами не могла. Перед ними расступались, молча, но чуть-чуть замедленно. Старший передавал по цепочке бойцов только им понятные знаки — то он будто прищелкивал в воздухе пальцами, то делал жест человека, выворачивающего лампочку. Тому, кто тащил Лару, было не до этого — впереди была крутая лестница, и спускаться по ней в полутьме было делом сложным. На площадке лестницы он встал, вздохнул коротко, не отпуская руки с ножом, быстро стрельнул глазами по бойцами. Те, одетые в камуфляж и бронежилеты, в масках, напоминали киношных киборгов.