— Деда-а-а, — потянул внук, — я пить хочу! А где мамочка?
— Мамочка сейчас придет, — Пал Палыч поискал глазами бутылочку с морсом.
— Папаша! — крикнули снизу, — документики на супругу где?
Коломийцев встал, чтобы выйти, но истошный крик Кирюши задержал его. В конце концов, пришлось осторожно спускаться, держа мальчика на руках.
Танечки уже не было на полу.
— Что с ней? — Пал Палыч уставился на фельдшера, — она — жива? Скажите хоть слово? Жива?
— Да жива она, что вы всколготились то, у нее шок от падения, и уже открылась … — фельдшер посмотрела на Кирюшу, — придете сейчас в больницу, сами узнаете, — неожиданно зло сказала она, — у него жена на сносях, а он бегает!
— Да не жена это, что вы, в самом деле! Это дочь моя, а это — внук мой, я учитель, что ж вы накинулись на меня, я сам в ужасе! — Пал Палыч принес сумку, в которую Танечка сама уложила вещи для роддома, и документы. Вот, — он протянул все фельдшеру. — Она, покачивая головой, словно не веря Коломийцеву, пошла к выходу.
Коломийцев попытался собраться с духом. В прежние времена Инга Львовна брала на себя командование в трудные минуты, но тут — помочь было некому. Раздираемый желанием немедленно ехать в больницу и необходимостью сидеть с Кирюшей, Коломийцев сел, не снимая плаща, у кухонного стола и смотрел в окно.
— Деда-деда, — канючил внук, — мне обедать нужно, а где мама? Деда, ну где мама, я хочу к маме! — Кирилл опять зашелся слезами, до икоты. — Деда, деда! Он колотил его кулачками по груди, и сердце Пал Палыча разрывалось от любви и жалости. В дверь постучали. Входите, кто там, — крикнул Коломийцев, — да входите же! Вошел молодой человек.
— Простите, — он снял кепку и держал ее в руках, — простите, а Татьяна Коломийцева здесь живет?
— А вы кто ей будете? — Пал Палыч спустил с колен Кирюшу.
— Дядя Лёша! Дядя Лёша приехал! — мальчик побежал к гостю, прыгнул, и повис у него на шее, — деда! Это мой новый папа!
Глава 44
В Судаке все было плохо. Плохо настолько, что и придумать такого было нельзя. В тот момент, когда падала в море Галочка, на море не было даже спасателей, которые обычно дежурят на городском пляже. Все бестолково бегали, кричали, тут, как назло, потемнело, задул сильный, почти штормовой ветер, волны поднимались выше, казалось, они идут уже вертикально, и само море, иссиня-черное, стало враждебным и страшным. Пока бегали в милицию, к спасателям, пока те звонили погранцам, у которых были и катера, и вертолеты, и мощные прожектора, прошло много драгоценного времени. Внезапно пошел дождь, невероятно, как жара сменилась таким пронизывающим холодом, и все кутались — кто в полотенца, кто в плащи для массовки. Никто не хотел расходиться, пока милиция не оттеснила народ от берега, который, уменьшаясь, исчезал под водой, становясь морем. Мону Ли увезли сразу же. Она была в состоянии полного оцепенения, которое не раз наблюдал Пал Палыч, и ничего не говорила, только дрожала и плакала. Уже прибыл из Симферополя следователь, чтобы выяснить, не было ли злого умысла — не столкнула ли Мона Галочку в море? Все были буквально раздавлены случившимся, и никто не видел того, что предшествовало падению Галочки в море.
В номере сидели мрачная Ларочка, Северский, Псоу, Эдик, — почти вся «верхушка» группы.
— Не кажется ли тебе, Вольдемар, — сказал, наконец, Северский, — что количество несчастных случаев вокруг этой Моночки уже превышает все мыслимое и немыслимое? Я бы понял, если бы мы «Вия» экранизировали, или, скажем … «Мастера и Маргариту»… но поиметь такой набор на детской сказке — знаешь, это выше моих сил.
— Что вы предлагаете? — устало спросил Псоу, — нам осталось доснять буквально несколько эпизодов.
— В павильоне. Ты как хочешь, — сказал Северский, — я с этой ведьмой сниматься больше не буду. И я, и я, и я — говорили актеры, вставая.
— А я буду, — сказала Марченко, — если она и «ведьма», то уж не по собственной инициативе. Я знаю, что она тяжелее всех нас страдает от этого. — Только на ней нет ни царапины, почему-то, — сказал Эдик. И все посмотрели на него.
— Очень приятно, — неискренне сказал Пал Палыч, пожимая руку Лёше, — проходите. Простите, у нас обстановка не очень располагает…
— Где Таня? Спит? Прошу вас, разбудите её. Нам нужно поговорить, — молодой человек заметно нервничал.
— Таня в больнице. — Пал Палыч опять сел. — Положение настолько тяжелое, что сейчас я даже не могу вам ничего сказать. Вы не хотите мне что-то объяснить? Кто — вы?
— Как — в больнице? — Лёша не слышал Пал Палыча. — Что-то с ребенком? Она такая упрямая, у нас в Москве все условия, моя мама врач, и мы бы сделали все возможное! Но Таня сказала, — тут он посмотрел на Кирюшу, — не при ребенке, прошу вас! Вы главное скажите, — ее жизни ничто не угрожает?
— Да если бы я знал! — Пал Палыч опять встал, — знаете, что, а поедемте втроем, а? Я не в силах оставаться здесь, да и вы, как я понимаю, тоже.
— Конечно, конечно! — Лёша подхватил Кирюшу, — где больница?