Мона Ли

В костюмерной «Госфильма» подбирали платье для Моны Ли. Молодые костюмерши резвились, прикладывая к ней наряды, подходящие для дворцового бала, а пожилые качали головами — не то. Клавочка, самая старшая из них, с седыми волосами под гребенкой и в темном халате, долго вертела Мону Ли, а потом ушла. Надолго. И принесла что-то, напоминающее гимназическую форму, но из дорогой шерсти, цвета темного шоколада, и невесомый фартук с крыльями.

— Вот, манжеточки подошью, воротничок, и длину сделаем по середину икры. И туфли на среднем каблуке, — сказала Клавочка, — и ты, Моночка, будешь прекраснее всех этих фифочек. Я тебе это обещаю.

8 марта кинотеатр «Россия» был переполнен. Шел московский бомонд, директора универмагов, врачи, автомеханики, художники, директора институтов, ювелиры, журналисты, билетные кассиры, актеры, парикмахерши, заведующие базами, портнихи, дирижеры, и прочий важный люд. В фойе здоровались, целовались, придирчиво оглядывали друг друга, делились новостями, сплетнями, шуршали конфетными бумажками, щелкали замочками пудрениц, курили.

Постепенно зал заполнялся, в центре рассаживались министерские, госфильмовские и особо приглашенные гости. Публика помельче, которой посчастливилось достать приглашение, занимала балконы, нижние и боковые места, а родственники заняли целый ряд для «пап и мам» — все, как и в театре, только народа побольше. Ради торжественного случая занавес задергивал экран, стояли непременные плетеные корзинки с белыми и розовыми гортензиями, и отчего-то, вовсе не к месту, гипсовый Ленин, автор цитаты «Из всех искусств важнейшим у нас является кино». Длинный стол, покрытый скатертью, бутылки с минеральной водой, стаканы. Всё по протоколу. Съемочная группа выходила слева, соблюдая субординацию. Первым шел Вольдемар Псоу, в монгольской кожаной куртке, при шейном платке. Модные тонированные очки в дорогой оправе, джинсы-клеш, — Голливуд, да и только! За ним шли народные, начиная, конечно, с Ларисы Борисовны Марченко, появление которой вызвало вздох восхищения. Ларочка была с костюме глубокого синего цвета — в талию, с широченной юбкой, перехваченной высоким белым ремнем, в белых митенках и в элегантной белой шляпке с синей вуалькой. Она улыбнулась всеми своими белыми зубками, приложила сложенные в щепотку пальчики к губам — и послала воздушный поцелуй в зал. Северский принципиально явился в джинсовом костюме, присланным другом-диссидентом из США, и при ходьбе издавал скрип — новые ковбойские сапожки, присланные оттуда же, чудовищно повизгивали. Актрисы, одетые от Виталика Волкова, щеголяли в псевдорусских платках, и выглядели стайкой встревоженных птичек.

Осветители еще настраивали аппаратуру, шмыгали телевизионщики, устанавливая телекамеры и микрофоны, волнение передавалось всем, включая бесстрастных милиционеров на входе и киномехаников. Наконец, все расселись, все стихло, Псоу, поправив шейный платочек, вышел к микрофону, неожиданно чихнул, и принялся говорить сбивчиво, срываясь в фистулу:

— Не случайным оказался мой выбор материала для съемок. С детства я очень любил арабские сказки, и вот теперь, когда представилась возможность, я обратился … — и все зудел, посвистывал и публика едва не уснула. Сценарист выступил кратко и по делу, художник рассказал о том, как его чуть не цапнула гюрза на съемках в пустыне (ложь абсолютная, но эффектная), Марченко, улыбаясь и кокетничая, сказала, что это огромная честь для нее — работать с таким маститым режиссером, который, как никто, понимает детскую душу. Это вышло двусмысленно, но утонуло в аплодисментах. Сашка Архаров вышел к микрофону, как обычно, будто развинченный, тряхнул головой так, что фирменная челочка легла ровно — справа — налево, улыбнулся серыми глазами, поиграл губами, придал хрипотцу голосу, рассказал пару анекдотов со съемок, похлопал режиссеру, поклонился залу, и удалился под шквал оваций и криков — Архаров!!! Браво! Последней Псоу вывел к микрофону Мону Ли, и сказал:

— А вот, и наша восходящая звездочка. Наша Нонночка Коломийцева. Самая младшая в съемочной группе, она не только прекрасно сыграла свою роль Принцессы, но и мужественно перенесла неизбежные тяготы съемочного периода, продолжая учиться в школе.

Дали слово Моне. Тоненькая, гладко причесанная, в темном, строгом платье ниже колен и в белых крылышках фартучка, она производила странное впечатление взрослой женщины, переодетой ученицей.

— Мне очень понравилось играть в кино, — просто сказала Мона Ли, — ко мне все чудесно относились, а что получилось, я даже сама еще толком не поняла. Надеюсь, что вам понравится. Спасибо.