Монах

По пути домой маркиз хранил молчание. Он пытался припомнить все подробности, которые могли бы настроить Лоренцо снисходительнее к его связи с Агнес. Лоренцо же, имея причину тревожиться за честь своей семьи, следовал за ним, недоумевая, как ему вести себя с маркизом. Сцена в церкви, свидетелем которой он был, не позволяла считать Раймонда другом; но ради поручения Антонии следовало быть учтивым и не проявлять враждебности. Он пришел к выводу, что полное молчание будет наилучшим вариантом, и, сдержав свое раздражение, не нарушал раздумий дона Раймонда.

Придя в особняк рода Ситернас, маркиз сразу провел гостя в свои покои и заговорил о том, как он рад, что застал его в Мадриде. Лоренцо прервал его.

– Прошу извинить меня, сударь, – сказал он холодно, – если я неприветливо восприму ваши излияния. Задета честь моей сестры. Пока я не выясню, что происходит и с какой целью вы переписываетесь с Агнес, я не могу считать вас своим другом. Надеюсь, что вы не замедлите объясниться.

– Прежде всего дайте слово, что выслушаете меня терпеливо и снисходительно.

– Я люблю сестру достаточно, чтобы не судить сурово; да и вы до сего дня были лучшим моим другом. Я должен также признаться, что надеюсь на ваше содействие в одном деле, для меня очень важном, и потому хотел бы поскорее убедиться, что вы по-прежнему достойны уважения.

– Лоренцо, я ужасно рад! Помочь брату Агнес – огромное удовольствие для меня!

– Убедившись, что я могу принять ваши услуги без ущерба для своей чести, никому другому в мире я не захочу быть столь же обязанным, как вам.

– Вероятно, вы уже слышали от вашей сестры имя Альфонсо д’Альварадо?

– Никогда. Обстоятельства не давали нам с Агнес возможности часто встречаться. Еще ребенком ее отдали на воспитание тетке, которая вышла замуж за германского дворянина. В его замке она и жила и лишь два года назад вернулась в Испанию с намерением удалиться от мира.

– Добрый боже! Лоренцо, вы знали об этом и не попробовали ее отговорить?

– Маркиз, не думайте обо мне дурно! Как только известие дошло до меня в Неаполе, я крайне расстроился и поспешил вернуться в Мадрид специально ради того, чтобы предупредить это жертвоприношение.

Приехав, я помчался в обитель клариссинок, куда Агнес поступила послушницей, и потребовал свидания с сестрой. Представьте себе, как я удивился, когда она отказалась: она велела передать, что, опасаясь моего влияния, не рискнет встретиться со мною, пока не останется один день до ее пострига. Я стал уговаривать монахинь; я настаивал на свидании с Агнес; я прямо сказал, что подозреваю их в насильственном удержании девушки. Чтобы очиститься от этого обвинения, настоятельница передала мне записку, несколько строк, написанных хорошо знакомым почерком сестры, которые подтверждали устное сообщение. Все последующие попытки хотя бы коротко увидеться были так же напрасны, как и первая. Она была несгибаема, и мне дозволили увидеть ее лишь накануне того дня, когда она должна была войти в монастырь, чтобы больше его не покидать.

Свидание происходило в присутствии наших старших родственников. Мы увиделись впервые со времен детства, и сцена вышла грустная: она бросилась ко мне, поцеловала и горько заплакала. Всеми возможными доводами, слезами, мольбами я пытался отговорить Агнес от рокового шага. Я описывал ей все трудности религиозной жизни; я пытался соблазнить ее воображение всеми удовольствиями, от которых она собиралась отказаться, и просил объяснить, чем вызвано такое отвращение к миру. При этом вопросе она побледнела, и слезы так и хлынули из ее глаз. Она попросила меня не допытываться больше, сказала, что мне достаточно знать: решение принято бесповоротно, и обитель – единственное место, где она может надеяться обрести покой.

Переубедить ее мне не удалось, и обеты были принесены. Я часто виделся с нею и разговаривал через решетку[7] и с каждым разом все острее чувствовал свою потерю. Вскоре мне пришлось уехать из Мадрида; вернулся я только вчера вечером и не успел зайти в обитель святой Клары.

– Итак, пока я не упомянул это имя, вы не слыхали об Альфонсо д’Альварадо?

– Простите, я вспомнил: тетка писала мне, что некий авантюрист, называвшийся так, каким-то образом сумел втереться в их общество, снискал расположение моей сестры, и она даже пообещала бежать с ним. Однако кавалеру стало известно, что поместья на Эспаньоле[8], которые он полагал принадлежащими Агнес, на самом деле принадлежат мне. Он сразу изменил свои планы и исчез в тот день, на который был назначен побег. Агнес, в отчаянии от его низости и подлости, надумала уйти в обитель. Тетка также сообщила, что этот тип выдавал себя за моего друга, и спросила, знаком ли он мне. Я ответил отрицательно. Мне тогда было невдомек, что Альфонсо д’Альварадо и маркиз де лас Ситернас – одно и то же лицо: данное мне описание первого никак не соответствовало тому, что я знал о втором.