Монах

– Будет тебе, хватит, Маргерит! – сказал муж. – Нечего злиться из-за того, что господин задал простой вопрос! Ежели бы ты не смотрела так сердито, он никогда бы не подумал, что у тебя может быть сын такого возраста; но дурной нрав сильно старит тебя!.. Уж не серчайте на мою жену за грубость, сударь; ее всякий пустяк выводит из себя, и ей досадно, что она вам показалась старше тридцати. Так ведь, Маргерит? Вы верно знаете, сударь, что возраст – весьма щекотливый вопрос для женщин. Хватит, Маргерит! Гляди повеселей. Хотя у тебя пока нет взрослых сыновей, лет через двадцать будут; и я надеюсь, что мы доживем до тех деньков, когда они станут такими же, как Жак и Робер.

Маргерит яростно всплеснула руками.

– Боже упаси! Если бы так получилось, я бы их сама удавила!

Она выскочила из комнаты и торопливо взбежала по лестнице на второй этаж.

Я не мог не выразить свое сочувствие лесному жителю, обреченному пожизненно на такой союз.

– Эх, господи! Каждому достается своя доля горестей, и моя доля – Маргерит. Впрочем, вообще-то она только сердитая, не злая; беда в том, что она очень любит своих детей от первого мужа и из-за этого ведет себя с моими сыновьями как злобная мачеха; она на дух их не переносит, и, будь ее воля, они бы шагу не ступили в этом доме. Но тут я стою твердо и ни за что не позволю бросить моих мальчиков на произвол судьбы, хоть она частенько и подговаривает меня их выставить. Во всем остальном я ей не перечу, и, надобно сказать, хозяйка она редкостная.

Нашу беседу вдруг прервал громкий звук призывного ауканья, донесшийся из леса.

– Это, надеюсь, мои ребята! – воскликнул дровосек, бросившись к двери.

Звук повторился. Теперь мы различили перестук лошадиных копыт; вскоре карета, сопровождаемая несколькими всадниками, остановилась у дверей хижины. Один из всадников осведомился, далеко ли еще до Страсбурга. Поскольку обратился этот кавалер ко мне, я ответил, назвав число миль, которое мне перед тем указал Клод; тут же залп ругани обрушился на возниц, сбившихся с пути. Лицам, находившимся в карете, сообщили расстояние до Страсбурга и тот факт, что лошади переутомлены и ехать дальше не могут. Главной в этой компании, видимо, была дама, которую очень огорчили эти известия; но ничего поделать было нельзя, и она послала свою камеристку узнать, может ли дровосек приютить их на ночь.

Старик был явственно недоволен этим и ответил отрицательно, сославшись на то, что уже предоставил свои свободные помещения испанскому дворянину и его слуге. Тут моя природная учтивость взыграла, и я не мог себе позволить ради собственного удобства оставить женщину без приюта. Я сразу же заверил хозяина, что отказываюсь от своих прав в пользу дамы; он попытался возражать, но я его переспорил, поспешно подошел к карете и, открыв дверцу, помог путешественнице выйти. Она оказалась той самой дамой, которую я видел у гостиницы на остановке в Люневиле[11]. Осведомившись у служанки, я узнал имя дамы – баронесса Линденберг.

Я не мог не заметить, что хозяин принял пришельцев совсем не так, как меня. Нежелание впускать их в дом было написано на его физиономии; он с трудом заставил себя произнести слова приветствия. Я провел даму в дом и предоставил ей кресло, где только что сидел сам. Она учтиво поблагодарила и рассыпалась в извинениях за то, что причинила мне неудобство. Вдруг лицо хозяина прояснилось.

– Вот, я все придумал! – сказал он, прервав излияния дамы. – Я могу разместить вас и вашу свиту, мадам, так, что этот господин не пострадает из-за своей вежливости. Одну свободную комнату предоставим даме, другую – вам, сударь, служанкам жена уступит свою спальню, слугам придется удовольствоваться амбаром, который стоит в нескольких футах от дома; но там мы разведем добрый огонь и подадим на ужин все, чем сможем поделиться.

Последовал ряд благодарностей от дамы и моих возражений против неудобства, причиняемого Маргерит, и предложение было принято. Поскольку в общей комнате было тесно, баронесса сразу же отослала своих мужчин. Батист уже собрался проводить их в упомянутый амбар, когда входная дверь распахнулась и в проеме возникли двое парней.

– Дьявол и ад! – воскликнул один и шарахнулся назад. – Робер, в доме полно чужих!

– Ага! Вот и мои сынки! – вскричал хозяин. – А ну-ка, Жак! Робер! Куда это вы бежите, мальчики? Для вас тут есть достаточно места.

Парни успокоились и вернулись. Отец представил их баронессе и мне, а потом увел слуг; женщины попросили Маргерит показать им комнату, предназначенную для их хозяйки, и они втроем тоже ушли.

Сыновья Батиста были рослыми, крепкими, хорошо сложенными молодцами с резкими чертами лица и сильно загорелые. Они коротко поздоровались с нами и приветствовали Клода, вошедшего в комнату, как старого знакомого. Потом они сбросили широкие плащи, расстегнули кожаные перевязи с привешенными к ним тесаками, и, наконец, оба вынули из-за поясов по паре пистолетов и положили их на полку.

– Вы основательно вооружаетесь для прогулок, – заметил я.