Монах

Отто унаследовал баронство Линденберг. Убийство приписали одной сбежавшей Беатрис, и никто не подозревал, что он был подстрекателем. От человеческого правосудия он ускользнул, однако суд божий не позволил ему мирно наслаждаться привилегиями, запятнанными кровью. Кости беглой монахини лежали непогребенные в пещере, но бесприютная душа Беатрис не покинула замок. Одетая в рясу, в память о нарушенных ею обетах, с кинжалом, который она напоила кровью своего сожителя, держа лампу, которая освещала ей путь к бегству, еженощно являлась она у постели Отто. В замке воцарилось ужасное смятение. Сводчатые покои гудели от воплей и стонов; бродя по древним галереям, Беатрис оглашала их дикой смесью проклятий и молитв. Отто не смог выдержать потрясения при встречах с призраком, становившимся все ужаснее день ото дня. Наконец лихо стало невыносимым настолько, что сердце барона не выдержало, и однажды утром его нашли в кровати холодным и бездыханным.

С его смертью ночные бесчинства призрака не закончились. О костях Беатрис никому не было известно, и она по-прежнему преследовала обитателей замка. Владения Линденбергов достались теперь дальнему родственнику. Испуганный рассказами о кровавой монахине, новый барон пригласил прославленного экзорциста. Ему удалось заставить ее успокоиться на время; она поведала ему свою историю, но запретила и рассказывать другим, и переносить ее скелет на освященную землю. Это дело ожидает тебя; до твоего прихода призрак был обречен бродить по замку и оплакивать свое преступление. Правда, экзорцист обязал ее молчать, покуда он жив. Проклятую комнату заперли, и призрак стал невидимым. Но пять лет спустя святой человек умер, и монахиня снова начала появляться, правда, только раз в пять лет, в тот самый день и час, когда она пронзила своим ножом сердце спящего любовника: наведавшись в пещеру, где истлевали ее кости, она возвращалась в замок, когда часы били два раза, и исчезала на следующие пять лет.

Она была обречена страдать в течение ста лет. Этот срок истекает. Теперь остается только уложить прах Беатрис в могилу. Я послужил орудием освобождения твоего от призрачной мучительницы, и память об этом немного утешит меня среди множества скорбей моих. Прощай, юноша! Да насладится призрак твоей родственницы покоем загробного мира, коего мщение Всемогущего лишило меня навеки!

Пришелец собрался уходить, но я остановил его, попросив объяснить, кто же он такой:

– Я хотел бы знать, кому обязан избавлением от призрака! Вы упоминали о делах давно прошедших дней, вы лично говорили с экзорцистом, умершим, как вы сами сказали, почти сто лет назад. Как мне понимать это и все, что я видел?

Он долго отказывался удовлетворить мое любопытство. Наконец, снизойдя к моим уговорам, он пообещал все объяснить при условии, что мы отложим встречу на следующий день. Пришлось согласиться на это.

Наутро я первым делом послал узнать о таинственном незнакомце. Представьте же мое разочарование, когда мне сообщили, что он уже покинул Ратисбону. Я послал за ним гонцов, но они и следов его не нашли, и больше я о нем ничего не слышал, да, наверно, уже и не услышу. Правда, позже, когда я рассказал о своем приключении дяде, кардиналу-герцогу, он четко определил этого удивительного человека как всем известного вечного странника Агасфера[18]. Все, что я узнал о нем, особенно знак креста на его лбу, делало это определение правдоподобным. Я счел возможным принять мнение кардинала как единственную разгадку этой тайны.

С того дня я стал так стремительно выздоравливать, что врачи диву давались. Монахиня не появлялась, и вскоре я уже смог выехать в Линденберг. Барон принял меня с распростертыми объятиями. Я посвятил его в свои похождения; он возликовал, узнав, что визиты привидения больше не будут тревожить его поместье каждые пять лет. Но я был огорчен, увидев, что мое отсутствие не ослабило безрассудной страсти доньи Родольфы. Я провел в замке немного времени, но мы с нею поговорили наедине, и она возобновила попытки добиться моей взаимности. Я же, считая ее главным источником моих невзгод, не чувствовал к ней ничего, кроме отвращения.

Скелет Беатрис нашли точно там, где она указала. Больше мне нечего было делать в Линденберге, и я поспешил покинуть владения барона, равно подгоняемый и необходимостью похоронить убиенную монахиню, и желанием избавиться от назойливости неприятной мне женщины. На прощание донья Родольфа осыпала меня угрозами, обещая не оставить ненаказанным мое презрение.

* * *

Теперь мой путь лежал в Испанию. Чтобы не терять зря времени, я вызвал Лукаса с багажом в Линденберг. Я вернулся на родину без всяких происшествий и немедленно отправился в отцовский замок, в Андалузию. Останки Беатрис похоронили в семейном склепе с соблюдением всех положенных обрядов, указанное ею число месс отслужили. Ничто теперь не препятствовало мне начать поиски Агнес. Баронесса уверяла меня, что ее племянница уже носит монашеское покрывало; я подозревал, что это выдумка, продиктованная ревностью, и надеялся, что моя милая еще свободна и примет мою руку.