Монах

Любопытство побудило дона Гастона попросить, чтобы я допросил преступника в его присутствии; но потакать его любопытству я никоим образом не собирался. Во-первых, догадываясь, кем был направлен удар, я не хотел, чтобы дон Гастон узнал о вине своей сестры. Во-вторых, я опасался, как бы не открылось, кто такой Альфонсо д’Альварадо, – из-за этого он мог не допустить меня к Агнес. Судя по тому, что я уже знал о характере дона Гастона, признаться в любви к его дочери и просить содействия моим планам было бы неразумно; мне было очень важно, чтобы он знал меня только как графа де лас Ситернас, и потому я отказал ему под предлогом, что в деле может быть замешана дама, чье имя раненый может случайно упомянуть. Деликатность не позволила дону Гастону настаивать дальше, и потому наемника перенесли ко мне домой.

Наутро я попрощался со своим новым знакомым, который должен был вернуться к герцогу в тот же день. Раны мои оказались совсем пустяковыми; мне, правда, пришлось некоторое время носить руку в повязке, но других неудобств ночной инцидент не причинил. Хирург, осмотревший пленника, счел его рану смертельной, и в самом деле, едва успев признаться, что его наняла мстительная донья Родольфа, он скончался спустя несколько минут.

Теперь все мои помыслы были направлены на встречу с моей прекрасной затворницей. Теодор взялся за дело, и на этот раз ему повезло. Он атаковал монастырского садовника подарками и посулами так, что старик всецело перешел на мою сторону; мы договорились, что он введет меня в обитель под видом своего помощника. Этот план мы осуществили немедленно. Переодевшись в платье простолюдина, я повязал один глаз черным платком и в этом облике был представлен госпоже аббатисе, которая соизволила одобрить выбор садовника.

Я тут же приступил к работе. Ботаника была моим любимым предметом во время учебы, и в новом положении я не растерялся. Несколько дней я трудился в саду обители, не встречая той, ради которой затеял этот маскарад. На четвертое утро я заслышал издали голос Агнес и поспешил ей навстречу, но увидел, что она не одна: с нею рядом шла настоятельница. Я тихонько отступил и спрятался за густыми зарослями среди деревьев.

Аббатиса и Агнес сели на скамью неподалеку от меня. Старшая сердито упрекала младшую за непроходящую меланхолию. Она говорила, что в ее ситуации оплакивать потерю любого возлюбленного – преступление, но горевать о неверном – безумие и крайняя глупость. Агнес отвечала так тихо, что слов я не мог разобрать, но звучали они мягко и покорно.

Беседу прервал приход девушки-воспитанницы, которая сообщила настоятельнице, что ее ждут в гостиной. Старуха поднялась, поцеловала Агнес в щечку и удалилась. Девушка осталась. Агнес заговорила с нею, отзываясь о ком-то с похвалой; я не уловил имя, но слушательница была явно заинтересована и получала удовольствие от рассказа. Монахиня показала ей какие-то письма; девушка просмотрела их, попросила разрешения скопировать и ушла, чтобы заняться этим, к моему великому удовлетворению.

Как только она скрылась из виду, я покинул свое убежище. Боясь испугать свою любимую, я приближался осторожно, чтобы не открыться сразу. Но разве можно хотя бы на миг обмануть взгляд любящего? Агнес подняла голову и узнала меня мгновенно, несмотря на маскировку. Она вскрикнула от удивления, вскочила и порывалась убежать; я догнал ее, удержал и попросил меня выслушать.

Считая меня обманщиком, она отказалась слушать и строго велела мне убираться из сада. Но теперь пришла моя очередь отказать. Я возразил, что, несмотря на возможные последствия и опасности, я не уйду, пока она не узнает правду. Я напоминал ей, что она стала жертвой козней своих родных, что я могу развеять ее сомнения касательно моих чувств, что моя любовь всегда была чиста и бескорыстна; и, наконец, я спросил, зачем бы мне искать ее в обители, если я – тот эгоистичный обманщик, каким выставляют меня враги.

Мои уговоры и доводы, мое упорство в союзе с ее опасениями, что нас могут увидеть вдвоем, и со свойственным ей любопытством, дали результат. Она призналась, что любовь ее ко мне не угасла, несмотря на предполагаемую измену, и она выслушает меня, но не сейчас; если я приду на то же самое место в одиннадцать часов вечера, она поговорит со мною в последний раз. Я отпустил ее руку, и она убежала прочь.