Монахи Константинополя III—IХ вв. Жизнь за стенами святых обителей столицы Византии

Таким образом, какое бы мнение ни имел человек о восточном монашестве, он не может не признать, что оно проявило удивительную по силе способность ассимиляции и пропаганды и умение колонизировать, почти равное тому, которым обладала классическая эллинская цивилизация в свои великие столетия. Эти завоевания эллинской культуры Византии, победы цивилизации над варварством, были по большей части делом рук монахов, которые в течение целых эпох оставались пропагандистами цивилизации и православия и выполняли эту славную задачу в то самое время, когда иконоборцы угрожали самому существованию монашества.

Часть пятая Интеллектуальная деятельность константинопольских монахов

Глава 1 Ученые занятия монахов

«Еще не настало время для всеобщего исследования, которое бы охватывало литературную деятельность византийцев в каждом веке их истории: для такого труда не хватает материалов», – писал господин Крумбахер. Это отсутствие документов касается всего времени до конца иконоборческих преследований, то есть до начала IX века. Поэтому нам было бы трудно показать иначе, чем в кратком наброске, роль, которую монашеское сообщество со времен Константина играло в интеллектуальном развитии византийского общества, в литературе и искусствах, в народном образовании и в распространении религиозных истин – одним словом, в прогрессе цивилизации во всех ее формах.

Но эта картина при всей своей неизбежной неполноте позволяет если не увидеть общий вид, то хотя бы узнать интересные сведения об интеллектуальной жизни монастырей в первые шесть веков их истории. Читатель увидит в ней, что столичные монастыри были плодовитыми питомниками, где во все эпохи была в чести ученость, где были библиотеки, школы каллиграфии, были умелые мастера миниатюр и религиозной живописи и писатели, работавшие почти во всех жанрах – биографы, комментаторы, историки, поэты и гимнографы.

Патриарх монахов Востока, святой Василий, получил одно из самых блестящих литературных образований. Его отец, который был преподавателем красноречия в Кесарии Каппадокийской, дал ему первоначальные познания в грамматике и изящной литературе. По свидетельству автора хвалы Василию, его друга Григория Назианзина, будущий святой в юности так быстро продвигался вперед в учении, что скоро обогнал своих соучеников и сравнялся во всех науках со своими учителями. Все восхищались его не по возрасту обширными познаниями. Он считался прекрасным оратором еще до учебы в школе софистов и философом еще до того, как его обучили правилам философии. Это не отбило у него желания изучать их и дальше. Зная, что в Константинополе есть процветающие школы, есть известные софисты и философы, он отправился туда слушать их уроки. Проницательность и широта его ума позволили ему за короткий срок изучить и запомнить все лучшее, что могли дать столичные наставники. Из Византия Василий переехал в Афины, «обитель и жилище литературы». Вся его душа была полна неутолимой жаждой познания.

Итак, он отличался очень большим умом и был деятельным настолько же, насколько умным. Он изучал все дисциплины и в каждой из них показывал такие хорошие результаты, как будто занимался ей одной. В риторике, в грамматике, в философии ему вообще не было равных. Он не пренебрегал ни астрономией, ни геометрией, ни арифметикой и был очень сведущим в медицине.

Через несколько лет после этого, когда Василий удалился в свой монастырь в Понте и собрал вокруг себя большое число тех, кто желал под его руководством совместно исполнять в одиночестве труды иноческой жизни, он тоже давал всем остальным пример изучения наук, подходящих для монаха. Он не только занимался вместе с подчиненными ему монахами тяжелыми физическими трудами, не только пел вместе с ними гимны и псалмы, но еще читал и изучал Священное Писание. Каждый свой день он делил между ручным трудом, учебой и молитвой. Григорий пришел к Василию в его пустыню, на берега реки Ирис, и вновь стал вести вместе с ним ту состоявшую из учения и молитвы жизнь, которую они вместе вели в Афинах, в школе софистов. Хотя мирская риторика в какой-то степени продолжала их привлекать, «они предпочитали Моисея и пророков, святого Павла и Евангелия тем ораторам и поэтам, которыми гордилась Древняя Греция. Они вместе размышляли над Священным Писанием, чтобы продвинуться еще дальше в „небесной философии”, как они называли свою полную сдержанности и строгой дисциплины жизнь. Чтобы лучше понимать Ветхий и Новый Заветы, они вместе читали греческих Отцов Церкви трех первых веков, апологетов и ученых писателей, прославивших александрийскую школу».