Монашка и дракон

Дракон медленно опустил руку и чуть подался вперед, слушая жадно. Я видела эту жадность в его глазах, блестевших, как звезды, видела в уголках губ, обычно изогнутых насмешливо. Но нет, это была не жадность, это было нечто-то другое, а что — я не могла сказать, потому что никогда еще мужчина так не смотрел на меня. Губы дракона раздвинулись в полуулыбке, и между ними влажно блеснули белые зубы — как жемчужины.

— Как лента алая губы твои, и уста твои — любезность, — читала я, и все больше загоралась огнем, который был в каждой строчке божественной песни.

Пальцы дракона погладили подлокотники и крепко вцепились в них — совсем как я недавно цеплялась за свою шкатулку, а я совсем забыла, что мы не одни, и что тоже Арнегунда слушает эти строки, и зачитывала нараспев:

— Пленила ты сердце мое, сестра моя, невеста! Пленила ты сердце одним взглядом очей твоих… Уклони очи твои от меня, потому что они волнуют меня.

— Отвернись к стене, — сказал вдруг дракон.

Я сбилась и замолчала, тяжело дыша. К стене? Зачем это?

— Отвернись! — рыкнул он, вскакивая из кресла сильно и гибко, и я тут же развернулась на каблуках, уставившись в стену.

Позади раздались шаги, приглушенные ковром — и дракон встал за моей спиной. Я чувствовала его присутствие всей кожей, будто вместо суконного платья на мне оказалась одна только шелковая рубашка, едва прикрывавшая тело.

— Но не молчи, — прошипел дракон мне в самое ухо.

— Я принадлежу возлюбленному моему, а возлюбленный мой — мне, — я читала Песнь Песней, словно в каком-то горячечном сне. — Приди, возлюбленный мой, поутру пойдем в виноградники, посмотрим, распустилась ли виноградная лоза; там я окажу ласки мои тебе…

— Дальше, — горячее мужское дыхание коснулось моей щеки.

— Благовоние мандрагор, и у дверей наших — всякие превосходные плоды, новые и старые, я сберегла это для тебя, возлюбленный мой. Пусть придет возлюбленный мой в сад свой и вкушает сладкие плоды его, — я не могла видеть дракона, но мне были видны наши тени на стене, падавшие немного в сторону и косо. Ладони его проследовали от моих бедер до талии, по спине и выше, повторяя очертание тела, но не касаясь его, а потом замерли над плечами, словно дракон размышлял — схватить меня сейчас же или повременить.

— Этот стан твой похож на пальму, — шепотом прочитал вдруг дракон наизусть строки из Песни Песней, — и груди твои похожи на виноградные кисти; думаю: влез бы я на пальму…

Никогда еще я не сталкивалась с мужской страстью, но теперь безошибочно поняла, что это — именно она. Страшная, темная сила, подавляющая еще вернее, чем драконья сущность. Как нависшая над головой скала, которая может обрушиться и раздавить в одно мгновенье, а ты смотришь вверх, понимаешь, что гибель близка, но не можешь убежать.

Словно и не было затаившейся в постели Арнегунды, словно мы остались с драконом одни не только в замке Гранд-Мелюз, но и во всем белом свете.

— Запретный сад — сестра моя, невеста, — продолжила я срывающимся голосом, понимая, что сейчас произойдет нечто недозволенное, чему я должна воспротивиться, но на что у меня нет сил, — заключенный колодец, запечатанный источник…

[1] Здесь и далее Виенн цитирует Песнь Песней царя Соломона

21. Проклятье субботы

Страх, волнение, желание неизведанного и ужас перед ним — все это смешалось в моей душе.

— Положи меня, как печать на сердце свое… — начала я заключительную строфу.

— Уходи, — выдохнул вдруг дракон, и я увидела на тени, как он резко убрал от меня руки.

Я бросилась к двери сразу же, бестолково дергая задвижку. Она поддалась только с третьего раза, и я стрелой вылетела в коридор, промчалась до соседней комнаты, вбежала в нее, заперлась изнутри и села тут же, на полу у порога. Стащила с головы покрывало, а потом развязала платок. Все тело горело, а сердце горело еще сильнее. Сама того не замечая, я шепотом дочитывала последние строки Песни Песней: «Положи меня, как печать, на сердце твое, как перстень, на руку твою: ибо крепка, как смерть, любовь; люта, как преисподняя, ревность; стрелы ее — стрелы огненные; она пламень весьма сильный».

Что же за сила — любовь, если даже ее тень распаляет тебя, как горнило?!

Сколько раз я читала эти строки, но никогда еще они не доводили меня до такого безумия. Я взъерошила волосы, пытаясь избавиться от голоса дракона, что звучал и звучал в моей голове. И вспоминая, что он сказал про пальму и виноградные гроздья, горела негодованием, страхом и… странным волнением. Неужели, я превращаюсь в глупую и покорную конкубину, которую вот-вот поведут на заклание, как овцу, а та и рада будет получить пучок травы, чтобы мясо оказалось пожирнее?!

Вскочив, я заметалась по комнате, но постепенно остыла, и прежний пыл показался мне несусветной глупостью. Я открыла окно, чтобы впустить в спальню ночную прохладу, а потом зажгла свечу, достала перо и пергаменты, и откупорила чернильницу, приступив к описаниям событий сегодняшнего дня. Но я успела написать всего пять строчек, когда из соседней комнаты раздались звуки, которые ни с чем невозможно было спутать.