Монашка и дракон

Короткие женские стоны нарушили тишину замка. Я уронила перо, и щеки мои опять запылали. Я бросилась к окну, закрыла раму, но стоны не стали тише — стена между моей комнатой и комнатой дракона была слишком тонкой. Почти с ужасом я слушала эту древнюю песню любви, и она казалась мне бесконечной, а вскоре к женским вздохам и стонам присоединились мужские — низкие, гортанные. Некоторое время они звучали в унисон, а потом мужской голос прозвучал особенно громко — и стало тихо.

Я перевела дыханье, не осмеливаясь пошевелиться, хотя то, что происходило в комнате дракона, меня ничуть не должно было касаться.

Прочло несколько томительных минут, пока я смогла придти в себя и снова взялась за перо. Пальцы дрожали, и буквы, которые я выводила, получались кривыми, как садовые черви. Словно своими ужимками они посмеивались надо мной, и в конце концов я оставила это занятие, продолжая сидеть в кресле, зажав ладони между коленями.

Пропели первые петухи, и я приказала себе успокоиться и идти спать. Не слишком уж и важное событие — дракон поразвлекся со своей конкубиной, и совершенно непонятно, почему я так расчувствовалась по этому поводу.

С досадой я расшнуровывала платье, и как раз собиралась распустить вязки на рукавах, когда из соседней комнаты донесся тихий женский смех, а потом… опять сладострастные стоны. Я тяжело села на постель, заткнув уши, и долго сидела так, глядя в темноту, потому что свеча догорела и погасла. Когда руки затекли, я решилась узнать, что происходит. В замке было тихо, и я осторожно легла, стараясь не шуметь, как будто меня могли услышать там.

Запели вторые петухи, и мне уже чудилось что-то вроде солнечного дня в отцовском саду, где я сижу под яблоней, держа на коленях книгу, а брат хвастается умением фехтовать и машет деревянным мечом прямо перед моим лицом, когда женщина за стеной застонала особенно чувственно.

Сон отскочил от меня сразу же, и я с колотящимся сердцем вынуждена была выслушивать очередное музыкальное сопровождение драконовой любви. Сунув голову под подушку, я начала наизусть зачитывать стихи, и это какое-то время помогало, но этой ночью дракон, видимо, решил проявить себя весьма пылким любовником. До третьих петухов я еще дважды оказалась невольным свидетелем его страсти. Мужской и женский голоса переплетались, плыли в ночи, и безжалостно терзали меня. Слушая их, я ворочалась в своей широкой постели, и простыни в самом деле казались мне слишком холодными. К рассвету я была совсем измучена и мечтала лишь об одном — чтобы все закончилось хоть когда-нибудь.

С рассветом это и в самом деле закончилось, и я смогла вздремнуть пару часов, пока церковный колокол не объявил начало утренней субботней службы.

Я торопливо вскочила, повязывая платок и зашнуровывая платье, умылась, набросила покрывало и выскочила в коридор.

Возле дверей драконовой спальни терпеливо топтались около десяти слуг. Все они одновременно повернули головы в мою сторону. Я узнала только Фриду, остальные были мне незнакомы. Большинство смотрели удивленно, двое или трое — с насмешкой. На полу стояли ведра с водой, один из слуг держал стопку простыней.

— Всем доброго утра, — первая нашлась я. — Звонит колокол, как мне пройти в часовню? Служба вот-вот начнется.

— Проводите её кто-нибудь, — раздался высокомерный голос Ингунды — я не сразу заметила её за спинами слуг.

Я поклонилась ей, но не заслужила в ответ даже кивка. Старшая конкубина стояла у стены, гордо вскинув белокурую голову, и не взглянула на меня.

В это время дверь спальни милорда Гидеона приоткрылась и оттуда показалась Арнегунда — бледная, растрепанная, краска на глазах размазалась. Вторая конкубина была в шелковой длинной рубашке, надетой швами наружу, и ступала нетвердо. Ингунда тут же схватила простынь и завернула в нее сестру, поддерживая под руку.

Мельком заглянув в комнату, Ингунда шепотом приказала:

— Он спит! Заносите!

Фрида распахнула двери пошире, пропуская слуг с ведрами, и я увидела кровать, полог над которой был приподнят. В утреннем свете, проникающем сквозь приоткрытые ставни, можно было без труда разглядеть скомканное покрывало в изножье постели, и дракона в ней — абсолютно голого, лежащего на животе, отвернувшись к стене.

Я сразу отвернулась, но перед глазами так и осталась греховная и волнующая картина — мужчина, отдыхающий после страстной ночи, красивый, как бог, и…

— Пойдемте, провожу вас, госпожа, — Фрида тронула меня за руку, привлекая внимание.

— Конечно, благодарю, — забормотала я, следуя за ней по коридору.

Навстречу нам шли слуги — они несли ведра с водой, бадейки и ушата, и все это торопливо, сосредоточенно, молча.

Ингунда вела сестру, ласково отбросив с ее лица прилипшую прядку, выбившуюся из косы.

— Думала, что умру, — пожаловалась Арнегунда, пару раз всхлипнув для пущей убедительности.

— Сейчас примешь ванну и отдохнешь, — утешила ее Ингунда. — Нантиль будет ухаживать за тобой. Я сказала ей принести фиников и сушеного винограда.

— Ах, мне сейчас совсем не хочется есть, — Арнегунда приникла к сестре, закатывая глаза.