Его страсть передалась и ей, он готов был в этом поклясться. Слишком много дрожащих женских губ приходилось видеть, слишком много затуманенных женских глаз, чтобы ошибиться. Только эти губы казались самыми сладкими, а взгляд — самым глубоким и таинственным. И игра с этим существом была такой притягательной.
— Таял во рту? — переспросила она, как во сне, посмотрела на его губы и тут же поспешно уставилась в потолок. — Пирог был сладким или нет, милорд?
— Очень сладким, — Гидеон прочертил пальцем по краю платка, плотно охватывавшего лоб монашки. — Слаще меда, но не приторный…
Она задрожала всем телом, и прежде, чем заговорить, кашлянула, словно голос ее подвел:
— Пирог с начинкой? Ягоды, фрукты? Что там было?
— Там не было начинки, — он провел ладонью по ее щеке, пощекотал подбородок и спустился ниже.
Она снова отвернулась, но не так резко, как раньше. Больше всего Гидеон хотел бы нырнуть пальцами в вырез ее платья, но монашенка так затянула вязки, что не пролез бы и муравей.
— Сладкий пирог без начинки? — она мягко убрала его руку со своей шеи, и, пресекая его попытки опять начать ее ласкать, вцепилась в его ладонь. — Просто тесто? Без изюма, без сухих фруктов и орехов?
Все-таки, Виенн добилась своего — Гидеон погрузился в воспоминания. Он никогда не придавал особого значения бабушкиной стряпне, воспринимая ее, как должное, а потом и попросту позабыл о ней, потому что было не до сладких пирогов. Но вот теперь, когда война осталась в прошлом, а в его распоряжении была мирная жизнь и целый замок со слугами и красивыми женщинами, детские воспоминания виделись совсем в ином свете.
— Нет, в нем не было ни изюма, ни орехов, — медленно заговорил он, припоминая.
Виенн сжимала его ладонь — пальцы были горячими и чуть дрожали. Гидеон позволил своей руке расслабиться в руках монашки, и ощутил удивительнее умиротворение. Сказать честно, он ничего бы не имел против пролежать так до утра, вступая в шуточные перепалки или болтая о пирогах.
— Он был… нежным, не как хлеб, и там было мясо…
— Мясо? — удивилась Виенн. — В сладком пироге?
— Да, — ответил Гидеон удивленно и засмеялся — теперь ему и самому это показалось странным. — Не знаю, что бабуля бросала туда, но там были сладкие кусочки мяса, и этот пирог проваливался в желудок, как вода — никакой тяжести, но после него я вставал на ноги уже к обеду.
— Что-то легкое и сытное, — задумчиво произнесла Виенн. — Ваша бабушка была ведь не драконьей крови, милорд?
— Она была человеческой женщиной, как и ты.
— Но она заботилась о вас…
— Конечно, я ведь был ее внуком.
— Интересно…
— Тебе так интересна миледи Эуралия? Или больше занимает, почему она заботилась о мерзких чудовищах?
— А что вы искали под подушкой, милорд? — спросила Виенн, сделав вид, что не расслышала последнего вопроса.
Гидеон хмыкнул, посмотрел в потолок, а потом хохотнул.
— Ну как тебе сказать… — начал он.
— Вы искали кинжал? — спросила она прямо. — Думали, я прячу под подушкой оружие? Подобно вам? Кстати, а зачем вам кинжал под подушкой? Вы кого-то боитесь?
— Э, преподобная монашка! — притворно возмутился Гидеон. — Ты решила меня исповедать? А Святой Папа дал тебе такое право?
— Это ведь не связано с криком Мелюзины, — сказала она, совершенно игнорируя его слова. — Вы чувствуете, что вам грозит опасность?
— Опасность? Мне? А ты почему спрашиваешь? — он без труда освободил руку из судорожной хватки Виенн и сжал ее плечо, поглаживая, лаская. — Ты переживаешь за меня? За чудовище? За жестокого дракона?
Под его рукой она затрепетала, как пойманная в силок перепелка. Гидеон наслаждался ее волнением, упивался им. Дивная, дивная и замечательная игра!
— Зачем вы это делаете? — выговорила она с трудом.
И он ответил, придав голосу волнующую бархатистость:
— Наверное, потому что ты мне нравишься. Наверное, потому, что мне тебя хочется…
Она испуганно вскинула глаза, и Гидеон не смог больше сдерживаться и поцеловал ее. Поцелуй — это не страшно, монашескому целомудрию это не повредит. Но так хотелось почувствовать ее ближе, попробовать ее на вкус. Только попробовать — и сразу отпустить. Просто проверить, просто поцелуй, просто забава…
30. Змей в постели (часть третья)
Разумеется, поцелуй получился коротким, как полвздоха, потому что монашка вздумала сопротивляться, но Гидеон успел почувствовать и огонь, и нежность, и сладость ее рта. Никогда еще он не пробовал на вкус ничего более сладкого — мед и молоко… мед и молоко — припомнилось ему совсем некстати… А к чему тут Писание?!.[1] Ведь это всего лишь игра…
Монашка вздумала сопротивляться, но Гидеон мигом пресек эти попытки, навалившись на нее и перехватив ее свободную руку за запястье. Вторая рука Виенн копошилась где-то у него под боком — пытаясь оцарапать, но безуспешно. Прижав девушку к постели всем телом, Гидеон опять поймал ее губы и скользнул языком, принуждая открыться ему. В этот раз Виенн не удалось увернуться, и Гидеон оторвался от нее, когда она совсем задохнулась и застонала, умоляя о пощаде.