Монашка и дракон

После ухода дракона, я заметалась по спальне, не совсем понимая, что делаю. Сначала схватила шкатулку с красками для лица и чернильницу, но потом одумалась — это не мои вещи, да они и не нужны будут при побеге, только помешают. Дрожащими руками я выудила из-под кровати поясок, набитый золотом, и повязала его поверх платья. Бежать!..

Приникнув к двери, я прислушалась — в коридоре было тихо, замок спал.

И только тут я немного пришла в себя. Куда ты собралась, безумная Виенн? Кто откроет тебе замковые ворота? И далеко ли ты уйдешь в ночи, преследуемая драконом, который пролетает за ночь от морей южных до морей северных, если верить древним записям? Остаются суббота, и воскресенье. Бежать надо в воскресенье.

«Зачем бежать? — спросил вдруг меня внутренний голос. — Он что-то тебе сделал? Так, попугал немного, поиграл, как кошка с мышью. Хотел бы взять — уже взял бы сто раз…»

Что-то в груди сладко и болезненно вздрогнуло, и я испуганно прижала руки к сердцу.

И в самом деле, отчего я собралась бежать? Здесь я живу в отдельной роскошной комнате, сплю на мягкой перине, под пуховым одеялом, и еда подается, как королеве. Богатые подарки, книги — и никто еще не принудил меня ни к чему противному душе… Не принудил, но искушал…

Я задрожала, вспомнив горящие черные глаза в полумраке алькова, прикосновение твердых мужских губ, осторожные, полные скрытой страсти такие откровенные ласки… Разве я сама тогда не потеряла голову? Разве не желала, чтобы в своей настойчивости дракон пошел дальше?

Виенн! Еще немного, и тысяча мечей, которыми ты вооружила свои девичьи страхи, будут бесславно брошены! Вот! Именно это и страшно!

Я спрятала пылающее лицо в ладонях, переживая стыд и волнение, вновь охватившие меня. Драконы умеют искушать, они — противники небес, никто не сравнится с ними в хитрости и ловкости соблазна. А ты, Виенн, как показывает жизнь — слаба, хотя мнила себя сильной. От этого и надо бежать — от собственной слабости, от похоти, что уже запустила в тело когти.

Сегодня дракон ушел, но завтра может остаться, и я не смогу противостоять ему. И дело даже не в силе, которой у меня нет. Зачем применять силу к женщине, когда она добровольно готова отдать самое драгоценное, что у нее есть? Я даже застонала от унижения. Так повести себя… И с кем?! С драконом! Захватчиком, безбожником!..

Ночь я провела дурно, мучаясь снами.

В них милорд Гидеон преследовал меня, пока я бежала лесами и вересковыми пустошами. Огромные крылья со свистом рассекали воздух, и вслед мне летели алые сполохи обжигающего драконьего дыхания. А потом он и сам появлялся передо мной — грозный, охваченный гневом из-за моего побега и… совершенно обнаженный. И вся моя решимость таяла воском, и я покорно отдавала себя, без единой попытки сопротивления…

Просыпаясь в холодном поту, я с ужасом прислушивалась к ночной тишине, боясь (а может, желая?) услышать осторожные шаги в темноте, а потом почувствовать прикосновение прохладной ладони — твердой, крепкой, такой же твердой и крепкой, как его тело — тело дракона. Я ведь гладила его, проводила рукой по груди, плечам, животу — как будто касалась мраморной статуи, будто он весь был из камня и стали.

Ворочаясь в постели, я мечтала только об одном — заснуть без сновидений и избавиться от греховных мыслей, но и те и другие решили терзать меня без остановки, и я уже не знала, что лучше — спать или бодрствовать. Говорят, от искушений помогает молитва, но в этот раз молитвенное лекарство не подействовало.

До воскресенья я не видела дракона — попросту пряталась в комнате Нантиль, занимаясь театром и делая вид, что ничего не произошло. Но сердце мое дрожало, как заячий хвост, всякий раз, когда я слышала шаги в коридоре.

Очередная суббота, очередное воскресенье — и очередной поход в церковь, к которому я готовилась с особым тщаньем. Я не успела зашить в пояс все золотые монеты, но посчитала, что хватит и того, что есть. Монастырские книги пришлось бросить (куда же бежать с тяжеленным мешком за плечами?), а фамильное кольцо я достала из шкатулки с красками и повесила на шею, продев в него шнурок.

Нантиль и Офельен не должны были ни о чем догадаться раньше времени, и я простояла всю службу, хотя умирала от нетерпения.

— Пойду наломаю еще ивовых прутьев, — сказала я Нантиль, когда она приняла приглашение жены священника остаться на обед, — я все равно не голодна, подожду тебя снаружи.

Она кивнула, и я вышла из церкви, прошла мимо Офельена, сидевшего возле входа, и спустилась в низину.

Выглянув из-за веток, я убедилась, что грум даже не смотрит в мою сторону, и припустила к дороге.